На вершине холма стоял танк. Не какой-нибудь заурядный представитель племени боевых механизмов, не захудалый без пяти минут бронетранспортёр, стыдливо оснащённый не соответствующим чину орудием – нет-нет, ни в коем случае! Будь это так, машина ни за что не удостоилась бы персонального имени. А таковое, напротив, имелось – и не абы какое, а предельно гордое и внушительное: "Неистовый борец за прогресс и достоинство человеческой цивилизации товарищ Максимилиан Покровский". В подтверждение неоспоримой индивидуальности железного исполина, его корпус, аккурат под боевым символом державы – тремя сине-зелёными звёздами – четырежды обвивала соответствующая надпись. (Надеемся, товарищи, у вас не возникло вопросов относительно уместности слова "обвивала"? Мало какие танки удостаиваются столь выдающихся имён, а уж способных вместить на себя соответствующие надписи в один присест и вовсе не существует. То, что у "Неистового борца за прогресс и достоинство человеческой цивилизации товарища Максимилиана Покровского" периметр корпуса оказался короче именной надписи всего лишь в четыре раза, только подтверждало его незаурядные параметры.)

Неосведомлённые люди удивлялись, зачем танку персональное имя, да ещё и такое длинное, но, едва им доводилось узреть машину воочию, все сомнения моментально пропадали. Это был самый настоящий и вполне достойный своего имени танк, чудо и гродость современной военной технологии, живое воплощение грозной и непоколебимой силы, от одного вида которой трепещут войска, пасуют преграды, а предержащие власть преисполняются благоговейной гордости за ударную мощь державы. Либо, если власть вражеская, осознают всю тщетность сопротивления и мгновенно созревают для подписания капитуляции.

Нелишне заметить, что последнее свойство являлось отнюдь не случайным или побочным эффектом – напротив, оно значилось в самых первых строках технического задания, ибо на утилитарно-скупом языке инструкций предназначение машины определялось так: "Для взятия вражеских рейхстагов." По замыслу наших разработчиков, танком следовало въехать на территорию последнего вражеского оплота и ждать, когда вусмерть деморализованные защитники крепости выползут на переговоры. Вопросы переговоров также не оставались без внимания: нестандартная компоновка танка предусматривала разделение боевого отсека и командирской башни, в результате чего стрелок-наводчик не был скован манёврами последней и мог свободно отстреливаться от провокаций посредством многочисленных видов оружия (торчащих из самых неожиданных мест и под самыми неожиданными углами), не отвлекая от переговоров ни командира, ни Главный Калибр, нацеленный на вражеских капитулянтов для придания убедительности доброму слову.

Задача Главного Калибра была, таким образом, скорее психологической, нежели боевой. Но не следует думать, что он представлял собой безобидную устрашительно-бутафорскую хлопушку: всегда существовала возможность, что доведённый до отчаяния противник напоследок сбрендит и решит сражаться до конца – в этом случае у командира танка, увы, не осталось бы иной возможности, кроме как спрятаться назад в башню и, испустив горестный вздох по утраченному шансу обойтись без насилия, нажать на Красную Кнопку. Главный Калибр, как и всякое уважающее себя орудие, мог стрелять неоднократно, но конкретная цифра представляла интерес исключительно эрудиционного характера – одного выстрела доставало примерно на два с половиной среднестатистических вражеских рейхстага. В этом заключалась ещё одна причина, сподвигшая конструкторов на разделение командирского и боевого отделений: доверять применение орудия такой разрушительной силы недостаточно ответственным лицам представлялось недопустимым, и надлежало обеспечить, чтобы никто, кроме командира, не смог наложить на Красную Кнопку своей шаловливой ручонки.

Увы, суровые реалии немирного времени вносят свои коррективы и в самые блестящие планы – до применения могучей машины по прямому назначению было пока что ещё далеко. На текущий момент "Неистовый борец за прогресс и достоинство человеческой цивилизации товарищ Максимилиан Покровский" был вынужден взваливать на себя несвойственные рутинные задания, уместные для куда более скромных машин – но, нельзя не заметить, справлялся с таковыми заданиями неизменно достойным образом.

Само собой разумеется, выдающимися боевыми успехами легендарный танк был обязан не только широким возможностям, предусмотренным инженерным гением наших разработчиков, но и своему надёжному экипажу.

Примечательность экипажа заключалась в том, что именно им командовал Великий Танкист, ветеран четырёх войн, опытный боец, командир, организатор и, наконец, справедливейшей души человек. К этой скупой характеристике можно добавить ещё два момента: во-первых, Великий Танкист являлся одним из немногочисленных трёхкратных кавалеров ордена Сам-Сунга (того самого, на котором изображён внушительный мужчина, с необыкновенно свирепым выражением лица в пух и прах раздирающий пасть какому-то зверю), а во-вторых, ни больше и ни меньше, имел звание полковника. Уже из одного этого становится ясным, о какой незаурядной личности пойдёт наш рассказ, и пусть нам не покажется странным, что столь высокопоставленный офицер и выдающийся человек поставлен всего лишь командовать танком. Как мы недавно выяснили, танк был отнюдь не простой, и ставить на командование им абы кого ни в коем случае не следовало.

Помимо знаменитого командира, в экипаже содержалось ещё два бойца, но никто из них, равно как и сам Великий Танкист, пока почти ничем не обнаруживал своего присутствия.

Дело в том, что наш рассказ начинается во время выполнения ответственного задания, предполагавшего нахождение танка в засаде. Об этом свидетельствовало и несколько разложенных на броне жиденьких веточек – маскировка, безусловно, недостаточная, но, увы, в столь пустынной местности зачастую не приходится рассчитывать и на меньшее. Было бы, согласитесь, в высшей степени неразумно нарушать столь ненадёжное прикрытие ещё и шумом. Поэтому в окрестностях танка стояла тишина, лишь изредка нарушаемая пробегающим мимо зверьём.

Или то было не зверьё, а замаскированные под него вражеские разведчики?

Увы, товарищи, нам этого никогда не узнать. Разведка не выдаёт своих секретов, тем более вражеская...

Но, так или иначе, тишина длилась недолго – внезапно воздух взорвался ужасающим групповым рёвом, обычно знаменовавшим переход нашей доблестной армии в очередное наступление.

Привлечённый рёвом, из потайного люка высунулся второй танкист.

Петя – этакий ушастый хоббит в шапке-танкетке и усах наподобие гитлеровских – до некоторого времени был малоопытным курсантом военно-морского училища. Он до сих пор помнил своё разочарование, когда выяснилось, что в результате бюрократического заскока направляется вместо прославленной подводной лодки в танковый батальон. Помнил Петя и то, как впервые увидел Великого Танкиста, который оценил его своим намётанным взглядом и изрёк:

– Будешь у нас управлять боевым отделением.

– А вдруг не справлюсь, товарищ каперанг? – усомнился Петя. О танках он имел представление весьма поверхностное – в основном как о презренных сухопутных целях, внутренний состав которых настоящему мужчине знать совершенно необязательно. О выдающихся качествах танка, на котором ему предстоит воевать, несостоявшийся подводник на тот момент не знал.

– Ничего, Петя, научим. Не вышло из тебя хорошего матроса – сделаем хорошего танкиста!

С тех пор Петя под мудрым командованием Великого Танкиста прослужил в составе экипажа легендарного танка без малого год, от задания к заданию проходя суровые боевые уроки и набираясь опыта.

Именно опыт и побудил его высунуться из танка: что-то не то было в торжествующем рёве, издаваемом из-за холма, не вселял он тех патриотических чувств, которые следовало бы. Да и явное его приближение не совсем соответствовало представлениям Пети о правильном направлении наступления... Вот опять... На этот раз взревели почти за холмом, и явственно послышался топот организованной толпы.

Вскоре Петя заметил бегущего мимо человека.

– Эй! В чём дело? – крикнул он, но ответа не получил. Да и не до ответа было бегущему – ведь он нёс Знамя Полка, а такая честь выпадает не каждому!

Однако, приглядевшись повнимательнее, Петя понял, что гордиться в данной ситуации особенно нечем. Бегущий человек оказался не кем иным, как известным полководцем, генерал-ефрейтором кавалерии Конокрадоффым.

Неудивительно, что Петя не сразу узнал его. В обычные дни генерал-ефрейтор Конокрадофф представал перед простыми смертными на лихом коне, в отутюженном мундире, густо увешанном орденами, при сабле и с тщательно закрученными усами. От его пламенных речей дух полка необычайно поднимался, и солдаты сами ломились в атаку, готовые смести всё на своём пути. Как же не вписывалась в привычный харизматический образ потрёпанная личность, пронёсшаяся предо взором юного танкиста!

Лихого коня не было и в помине – разве что только дымящееся седло, приклеившееся к генеральским штанам, напоминало об его теоретическом присутствии. Правый ус как-то неестественно развевался по ветру, а левый и вовсе отклеился. От прокрахмаленного мундира осталось лишь подштанники да изодранное тряпьё, на котором, правда, ещё болтались две-три медальки. Зазубренная сабля держалась за спиной на двух лямках и честном слове. От былого красноречия остались лишь обрывки непечатных выкриков, общий смысл которых сводился к естественному: "Вы, гады, голыми руками меня не возьмёте!". Подмётка левого сапога уже отлетела, аналогичная участь на глазах у Пети постигла и правую, так что пятки генерал-ефрейтора сверкали не только в переносном, но и в самом прямом смысле. Одно лишь Знамя Полка держалось достойно: бравый командир, как и положено последнему оставшемуся в строю, спасал реликвию от поругания, наплевав на имидж.

Одним словом, было ясно, что на сей раз наша отважная кавалерия не справилась. И в подтверждение этого тезиса из-за перевала показалась погоня, представлявшая собой ревущую толпу басурмеков – издавая воинственный вой и потрясая оружием, они во весь опор стремились не отставать от побеждённого, но не сломленного военачальника.

Кто такие басурмеки, и каково их место в современном мире?

Пожалуй, наука не может дать однозначного ответа на сей вопрос. С одной стороны, неразумными существами басурмеков назвать нельзя: они наделены даром речи (в основном командно-ругательного направления, но всё же), способны пользоваться благами цивилизации (особенно имеющими военное и алкоголическое назначение) и не лишены некоторой культурно-национальной самоидентификации. С другой стороны, причислить подобное существо к человечеству не осмелились бы и в самых передовых кругах общественной мысли. Существа с плотоядно поблёскивающими красными глазками, длинными жёлтыми клыками, длиннющими откормленными мордами, с ног до головы покрытые шерстью и не лишённые разнообразных морфологических излишеств, от хвостов до копыт – много ли человеческого можно разглядеть в подобной картине? Так что людьми басурмеков иногда называли, но исключительно в силу традиции.

Некоторые могут справедливо упрекнуть нас: упоминая о внешней безобразности, не след упускать из виду и тонкий внутренний мир (ведь даже самое устрашающее чудовище в душе порой оказывается кротким и добродетельным!) Что ж, упомянем и о нём. Внутренний мир басурмеков представлял собой не менее незатейливую конструкцию, чем внешний: грубая, самовлюблённая и невоспитанная общность, в равной степени чуждая как чувства прекрасного, так и санитарно-гигиенических навыков. И нельзя сказать, чтобы сей загадочный народ сколько-либо комплексовал по данному поводу – вовсе даже наоборот, собственная далёкость от венца природы служила для них источником безудержной гордости и зазнайства, каковые, в свою очередь, часто становились причинами конфликтов разной степени вооружённости. В последнее время басурмекская наглость приобрела особо запущенные формы, а наша армия, как обычно, оказалась первым и практически единственным деятельным препятствием на пути обормотских амбиций.

На этой, быть может, не самой радостной ноте мы постепенно возвращаемся к предмету нашего рассказа: одной из многочисленных сил фронта, противостоящего распространению хамства и мракобесия, как раз и являлся экипаж нашего доблестного танка.

Оценив сложившуюся ситуацию, Петя посчитал, что необходимо довести её до сведения командира.

– Товарищ каперанг! – доложил он. – По-моему, вам стоит на это посмотреть.

Великий Танкист, оторвавшись от протирки предохранителя Красной Кнопки, выглянул из башни.

– Что такое, Петя? – спросил он с очень слабой заинтересованностью. – Гедевар опять всю тормозную жидкость выдул? Вот, кстати, запомни на будущее: увлечение тормозной жидкостью и эпилепсия – два важнейших качества, наличие которых у водителя-механика лучше учесть сразу, не то потом будут трудности.

Гедевар, третий член экипажа, был лицом малоопределённой национальности. Черты внешности, уровень эрудиции и повадки наводили на мысль о наличии в его родословной басурмеков, однако, по сравнению с последними, у Гедевара имелся ряд неоспоримых преимуществ.

Во-первых, если не пожалеть несколько дней на побривку, оттирку и выжимку, то он становился вполне похож на человека, и начальство, приехав на смотр, уже не заявляло своего категорического "ФУ!", отмечая данную личность в строю. Во-вторых, Гедевар отличался особо ответственным отношением к выполнению приказов. Если в столовой, к примеру, отдавался негласный приказ "ЖРАТЬ!!!", то он кушал всё, что подают, чем вызывал неподдельное восхищение со стороны суровых армейских поваров.

Наконец, несмотря на крайнюю бедность (или, правильнее сказать, полное отсутствие) словарного запаса для выражения на человеческом языке своих мыслей (наличие которых некоторым злопыхателям представлялось спорным), Гедевар явно понимал этот самый человеческий язык во всей полноте. Имелось сильное подозрение, что он даже умел читать.

В танке Гедевар состоял на должности водителя-механика, что имело довольно рациональное объяснение – водительское отделение в данной модели танка представляло собой наиболее герметично изолированное от остальных отсеков помещение, за исключением одного небольшое окошечко, которое в первый же день его службы тщательнейшим образом замуровали. Таким образом, созерцание танководца и вещей, которыми он занимался помимо водительских обязанностей, не снижал морального духа остальной части экипажа во время выполнения боевой задачи, а порождаемый жизнедеятельностью Гедевара мусор не распространялся по другим отсекам, что упрощало последующую очистку.

В ответ на вопрос командира Петя молча указал туда, откуда приближалась погоня. Её маршрут проходил примерно в паре сотен метров от засады.

Великий Танкист посмотрел на генерал-ефрейтора, стремительно отступающего от торжествующего противника, и моментально изменился в лице – экзистенциальной скука улетучилась в небытие, уступив место знакомому экипажу выражению суровой сосредоточенности и непримиримости.

– Наших обижают, – констатировал он, внимательно оглядывая несущееся сборище недругов. – Будем предпринимать меры. Гедевар!

В кабине водителя-механика прекратили производство монотонного, почти сливающегося с гулом окружающего ветра чавканья и настороженно спросили:

– А?

– Повертай на девяносто четыре градуса и держи курс на вон тех прожектёров.

– Угу, – ответили из кабины. Мотор танка торжествующе заревел, и машина стала медленно разворачиваться.

– Товарищ каперанг, их много, – засомневался Петя. – Разумно ли? Может, вызвать подмогу?

– Разумно, – заверил Великий Танкист. – Они ведь во что одеты?

– В сапоги, – присмотревшись в бинокль, определил Петя. – В каски... И в эти, как их, рейтузы.

– Правильно: они к нам в сапогах, а мы – на танке. Понимаешь, в чём их фундаментальная ошибка?

– А-а-а... – проникся юный боец.

– Вот это, Петя, и называется засада, – пояснил Великий Танкист.

Танк, набирая скорость, с утробным рычанием пошёл в лобовую атаку.

– Стоило бы помедленнее, – с опаской предложил Петя. – Видите ли, товарищ каперанг, Гедевар и правда всю тормозную жидкость... этого...

– Значит, выдул всё-таки? – с досадой отметил Великий Танкист. – Нда, вот ведь неприятный момент... Ладно, потом разберёмся. Знаешь, Петя, что должен сделать настоящий танкист, если у него сломались тормоза?

– Нет, товарищ каперанг.

– Если у настоящего танкиста сломались тормоза, он должен сделать так, чтобы это превратилось из проблемы экипажа в проблему противника. Гедевар, придерживайся намеченного курса!

Появление на сцене танка не прошло незамеченным – басурмеки стали понемногу оборачиваться, указывать пальцами и перебрасываться репликами. Появление второй цели сбило сосредоточенность противника и спутало существующие планы, темп преследования замедлился, и генерал-ефрейтор, воспользовавшись замешательством погони, благополучно ускользнул.

– Мы наших в обиду не даём! – воскликнул наводчик с чувством выполненного долга, провожая взглядом удаляющееся Знамя Полка.

– Петя, без пафоса, – призвал Великий Танкист. – Избиение врага должно проходить буднично – это усилит эффект.

Противник быстро определился с окончательным выбором цели – по броне машины забарабанил дождь мелкокалиберных пуль, довольно быстро, впрочем, сошедший на нет. На вооружении у басурмеков стояли высокотехнологичные винтовки капиталистического производства, известные своей точностью и ненадёжностью, так что заклинившее оружие большинства бойцов постепенно скомпенсировало меткость вражеского огня.

– Учись, Петя, на просчётах противника, – заметил Великий Танкист по этому поводу. – Уменьшать расход патронов можно многими способами. Вот этот – самый бездарный.

Несмотря на утрату огневой мощи, басурмеки по-прежнему были настроены воинственно. Наибольшую решимость демонстрировал какой-то низший офицерский чин, который, вытащив полевой топор, грозил им надвигающемуся танку, и из толпы выделялось всё больше и больше удальцов, следовавших его примеру.

– Эй, вы! – кричал низший офицерский чин. – Вы нас этим не испугаете! Вот мы вам ща покажем, где эти зимуют, как их там? А ну, солдаты, в атаку!

Размахивая топорами, войско басурмеков заревело ещё громче и ринулось в атаку.

– По-моему, стоит занять оборонительную позицию! – крикнул Петя, прячась в свой отсек и задраивая люк покрепче. – Слишком плотное наступление!

– Глупости, – решительно заявил Великий Танкист. – Недооценивать врага, конечно, нельзя. Но если враг кидается на танк с топором – очень важно его не переоценить.

– Давайте хотя бы стрельнем чем-нибудь...

– На таких вот обормотов аммуницию переводить? Экономически невыгодно. Засекай время – в течение 3 минут мы возьмём их одним только моральным преимуществом.

Противник и сам начинал осознавать, в какую ввязался авантюру. Уже на полпути разбега клин, выстроенный басурмеками для классической рукопашной атаки, начал сбиваться с курса, потерял устойчивость и постепенно деградировал до довольно невнушительной попытки окружения с флангов.

– Вы что, идиоты? – донеслись до экипажа надсадные выкрики какого-то командирствующего элемента. – Это же танк! Гранатами его надо! Гранатами!!

Басурмеки энергично полезли на пояса и карманы, одновременно пытаясь различными манёврами придать окружению бОльшую внушительность.

– Ну вот, доигрались, – огорчился Петя.

Но Великого Танкиста данный факт совершенно не смутил.

– Ничего страшного, – сказал он. – Защитное приспособление №1!

Петя не очень удивился, когда обнаружилось, что означенное приспособление представляет собой самую что ни на есть обыкновенную теннисную ракетку. В конце концов, не зря их гоняли по кортам, в то время как соседние части ставили рекорды в волейболе и академической гребле... "Из всех искусств, – не уставал повторять Великий Танкист, пристально следя за обеспечением прогресса части, начиная с собственной персоны, в теннисном спорте, – важнейшим для танкиста является умение адекватно реагировать на летящие в него предметы!" До сего момента смысл данной мудрости ускользал от понимания бойцов, но они не особо беспокоились, зная, что командир зря ничего не скажет. А теперь, столкнувшись с подтверждением практикой, знание переросло в уверенность.

Великий Танкист, не теряя времени даром, вовсю подавал личный пример. Едва успев привести ракетку в боевую готовность, Петя увидел, что командир свой экземепляр приспособления №1 уже давно держит в руках, и вражеская атака осталась без шансов, не успев начаться.

– Петя, прикрывай нижний ярус, – распорядился Великий Танкист, отбивая две подлетевшие гранаты обратно в стадо басурмеков. В стаде, не ожидавшем такого манёвра, воцарилось некоторое недоумение.

– Так значит, обстановка под контролем? – повеселел Петя, ловко бегая от амбразуры к амбразуре, отбивая летящие в его сторону гранаты и с интересом отмечая, как те, возвращаясь, провоцируют панику в среде врага.

– И никак иначе, – подтвердил Великий Танкист, к чему-то присматриваясь. – Я же говорил – с таким противником нам и боеприпасы тратить совсем не обязательно... Гедевар, полный вперёд!

Басурмеки всё отчётливее понимали, что нагло прущий танк им не остановить, и единственное, что остовалось делать супостатам – пытаться хотя бы не уронить достоинства перед лицом жёсткого танкового напора. Это удавалось лишь с очень большим трудом, поскольку перенаправляемые гранаты продолжали провоцировать панику, а танк всё время норовил приблизиться к наиболее массовому скоплению вражеской живой силы и со всего ходу бортануть под зад какого-нибудь незадачливого басурмека.

Время от времени находились смельчаки, которые брали в зубы топор и уцеплялись за танк, планируя залезть в первый же попавшийся проход и взять машину на абордаж. В таких случаях в водительской кабине раскрывалось окно, и высунувшаяся оттуда волосатая нога метко брыкала по отважной физиономии, на некоторое время отбивая подобные инициативы. Если же физиономия находилась вне пределов досягаемости ноги, то в неё всё из того же окна летел умело брошенный огрызок, эффект от которого был приблизительно такой же. Слышался самовлюблённый смех Гедевара.

– А что там у нас по правому борту? Не журналисты ли?

– Они самые, товарищ каперанг! – подтвердил Петя, улучив момент для более пристального изучения обстановки на упомянутом направлении и увидев там съёмочную группу телекомпании "Бакшиш-ТВ", известной также под неофицициальным названием "Независимое От Национальных Интересов Телевидение". Формально являясь нашим телевидением, на практике сие учреждение занимало ярковыраженную антигосударственную позицию и не упускало случая показать державу с неприглядной стороны. Вот и сейчас телевизионщики трусили рядом с басурмекским воинством, делая горячий репортаж о стремительном и разгромном торжестве капиталистического оружия и незатейливого, но твёрдого духом малого народца над бездарной военщиной тоталитарного режима. Понятно, что неожиданное танковое контрнаступление не входило в план съёмок, поэтому журналюги совершали неописуемые по хитроумности манёвры, стремясь не допустить попадания танка в кадр и сохранить иллюзию продолжения победоносной атаки.

– Вот и замечательно, – постановил Великий Танкист. – Гедевар, ты знаешь, что делать.

– Хыыы, – невыразимо зловещим смешком подтвердил водитель-механик и с особой тщательностью подрулил к телевизионной братии.

Журалюги не проявили особой моральной стойкости и практически немедленно обратились в отчаянное бегство, бросая за собой реквизиты и оборудование. К счастью, хрупкая техника избежала печального конца под бронированными гусеницами: на удивление длинная и загребущая ручища заботливо подхватила с земли камеру, всё ещё транслировавшую картину на миллионы телеэкранов, и увлекла в кабину водителя-механика.

– Товарищ каперанг, а как же свобода слова? – усомнился Петя.

– А что с ней такого?

– Притесняем, получается. Нехорошо...

– Петя, ты неправ, – отмахнулся Великий Танкист. – Что такое свобода слова? Это когда гражданин, если захочет, может обо всём сказать. Или, если не захочет – может не сказать. У журналюг какая ситуация? Они говорят только то, что разрешил политический заказчик. Теперь, естественно, им придётся помолчать. А на какую тему можно молчать? Да на какую угодно. Так что мы эту самую свободу слова не только не притеснили, а наоборот, восстановили!

Ручища, подобравшая камеру, через некоторое время вновь появилась снаружи и аккуратно сгрузила прибор на землю под лаконичный комментарий: "О!" – удовлетворённого руковладельца. Гедевар, известный неоспоримым чувством прекрасного, не упустил случая продемонстрировать миру своё героическое лицо в обрамлении аксессуаров, подчёркивающих причудливую поэтику суровых танкистских будней.

– Петя, что у нас там со временем? – спросил Великий Танкист.

– Две минуты сорок одна секунда, – доложил тот, глянув на часы.

– Ну что, пора бы им... А, вот как раз и оно.

Великий Танкист поймал пролетавшее мимо кольцо. Одновременно с этим в стаде басурмеков, уже окончательно потерявшем всякую тактику, поднялось странное оживление.

– Товарищ каперанг? – Петя непонимающе посмотрел на командира.

– Да, Петя, именно так, – будничным голосом прокомментировал Великий Танкист. – Запомни на будущее, и пусть пример этих оглоедов послужит тебе уроком: перед тем, как хвататься за гранату, не поленись и тщательно проработай инструкцию. А то, – при этом он задумчиво посмотрел на пойманное кольцо, – может случиться нехорошая вещь.

Петя вспомнил инструкцию по эксплуатации гранаты – красивую брошюрку в светло-синем переплёте с гербом державы. Предварительную часть сего литературного произведения составляла реклама спонсоров, цитаты из классики на тему воинского долга и приснопамятное обращение президента от 11 ноября. Оставшиеся 10 процентов от всего объёма состояло из пунктов приблизительно следующего содержания:

"1. Осмотреть изделие на предмет выяснения, не пользовались ли им ранее.

2. Выдернуть предохранительное кольцо из основной части изделия и сосчитать до трёх.

3. Бросить основную часть изделия в сторону предполагаемой цели.

4. Занять ближайшее укрытие во избежание получения травм от летящих обломков вражеского объекта.

5. Перед практическим применением обязательно научиться отличать предохранительное кольцо от основной части снаряда во избежание нежелательных эксцессов."

Доводилось ему видеть и трофейную басурмекскую инструкцию – она отличалась от отечественной оформлением, но не содержанием (что лишний раз доказывало сходство принципов, лежащих в основе изготовления гранат). И, судя по сложившейся ситуации, кое-кто из басурмеков взялся за гранату, так и не проработав инструкции, особенно 5-го её пункта.

Теперь Петя понял причину столь оживлённого состояния толпы вражьего воинства, хотя понял с двухсекундным запозданием – вражеское войско успело практически моментально рассеяться и скрыться за пределами видимости. Исключение составили два разгильдяя, одному из которых, судя по зажатой в левой лапе гранате без кольца, и принадлежало авторство столь глупой ошибки. Они побежали куда-то направо, по пути подвывая и перебрасывая гранату друг другу.

Однако дальнейшие злоключения жертв собственной недобросовестности интересовали танковый экипаж не сильнее, чем цветущий неподалёку кактус, украшенный висящий на нём дохлым дымящимся сусликом. Обнаружилось обстоятельство, заслуживающее куда более пристального рассмотрения.

Обстоятельство заключалось в том, что на плацдарме, помимо наспех побросанных манаток, имелись носилки, а на носилках сидел некий странный господин. Господин был одет в строгий деловой костюм и пилотку с лампочкой, которая периодически подмигивала, и весь его вид недвусмысленно говорил о том, что басурмеки транспортировали данную персону на руках, но впопыхах выронили в последние драматические мгновения неравной битвы, а потом так и забыли.

– Смотрите, товарищ каперанг, – заметил Петя, – что тут такое, оказывается, есть.

– Не "что такое", – заявил господин, потирая место, ушибленное при уроне, – а важная персона! Если хотите знать, я – верховный главнокомандующий армии, которая с вами воюет! Ох, как припекает-то, чтоб этих носильщиков через такую-то ногу...

Великий Танкист пристально вглядывался в его личность.

– И нечего пялиться, – сказал господин. – Побыстрее соображать надо! Вам, можно сказать, крупно повезло. В плен меня брать нужно, ясно? Брать и везти прямо к вам в самый главный штаб, понятно? Может, даже медаль получите. Да ну вас! Уже сто раз бы успели, а всё сидят и пялятся. Тоже мне, танкисты...

– Наверное, засада, – предположил Петя. – Не может такого быть, чтобы главнокомандующего уронили на поле боя. Товарищ каперанг, предлагаю его проигнорировать.

– Спокойно, Петя, – сказал Великий Танкист. – Гедевар, ну-ка, подъедь к этому главнокомандующему поближе.

Танк, не торопясь, плавно подъехал и остановился как раз в точности около главнокомандующего.

– Такой случай, а им даже из машины вылезть и прогуляться лень, – заливался главнокомандующий. – До чего же солдафоны пошли неотёсанные!..

– Ишь чего захотел, – возразил Петя. – Вылезем, а там, чего доброго, снайперы сидят.

– Спокойствие, – снова призвал к порядку Великий Танкист. – Гедевар, произведи обыск главнокомандующего, а ты, Петя, чтобы не терять времени, пока открывай люк номер шесть.

Гедевар с подтверждающим возгласом: "Угу-мс!" – вылез из кабины и, подпрыгнув к главнокомандующему, принялся без особых церемоний хлопать его по разным местам, энергично покрякивая. Петя, высунувшись откуда-то слева, стал неторопливо отворачивать огромный вентиль, управляющий люком номер шесть.

– Не нравится мне это, – развивал он свою мысль. – А вдруг он у них камикадзе? Мы его на танк, а он диверсию организует. Оно нам надо?

Главнокомандующий тем временем очень громко поносил Гедевара, действия которого постепенно становились всё бесцеремоннее.

– Ай, что ж ты делаешь, шурупина!!! – вопил он, особенно повышая голос, когда обыскные мероприятия доходили до очередного деликатного места. – Где тебя учили так не по-человечески людей обыскивать, деревенщина ты асфальтированная!!! Ой-ой-ой!!! Да прекратите же кто-нибудь это зверство!!! Я буду жаловаться вашему командованию!!!

Он замолк только тогда, когда Гедевар, завершив обыск, повернулся к командиру, сделал широкий жест и произнёс нечто нечленораздельное.

– Оружия к нему не прилагается, взрывчатки не глотал, – пояснил Великий Танкист. – Так что, Петя, не вижу оснований для твоего беспокойства.

– А вдруг они специально липового главнокомандующего соорудили, чтобы над нами приколоться? – предположил Петя. – Вот возьмём его в плен, во всех газетах напишут, а потом окажется, что фуфел. Вот позору-то будет!

– Не волнуйся, Петя. Мы своё дело сделаем, а уж всякими тонкостями будет заниматься те, кто должен. К тому же, вон какой лапсердачок на нём... Если такой только для прикола выкраивать – накладно будет. Вдруг он и правда главнокомандующий? Тогда нам, действительно, может, ещё и медаль дадут. Так что, Петя, пиши рапорт на имя генерала Дубового, потом передашь мне на подпись, а Гедевар сейчас погрузит военнопленного в грузовой отсек...

– Какой-какой отсек? – снова оживился главнокомандующий. – Это не тот ли, где возят капусту и клетки с медведями?

– Он самый, – подтвердил Великий Танкист, что-то прикидывая в уме. – Так, что у нас там сейчас нагружено-то... Да, кукурузу придётся передвинуть...

– Какую ещё кукурузу? – подозрительно спросил главнокомандующий. – Эй, вы что задумали?

– Разрабатываем стратегию твоей погрузки, – разъяснил Великий Танкист.

– Ах, вы... Не имеете права!!! Я вам не какой-нибудь тюк с мусором!!! Я вам не позволю с собой обращаться, как с каким-нибудь матрасом!!! Я подам в международный суд петицию по поводу жестокого обращения с военнопленными! Я требую внесения моей жалобы в протокол!..

– Товарищ каперанг, а может, лучше вариант без погрузки? – спросил Петя, завершая открытие люка и озабоченно осматривая внутренности грузового отсека.

– Слушайте юнца, он дело говорит! – подхватил главнокомандующий.

– Вариант без погрузки – это значит, мы тебя привязываем к танку и тянем за собой на верёвочке, – разъяснил Великий Танкист. – Согласен на такую транспортировку?

Главнокомандующий пришёл в ступорозное состояние, в котором оставался около минуты.

– Ну так что? – спросил командир.

Строптивый груз с трудом закрыл разинутый рот и метрвенным голосом произнёс:

– Лучше в грузовой отсек.

И более не сопротивлялся своей погрузке до тех самых пор, пока за ним не задраили люк номер шесть.

***

– Товарищ каперанг, – спросил Петя из прицельно-боевого отсека. – А в слове "главнокомандующий" буква "л" пишется?

– Не помню, – признался Великий Танкист. – Не забивай себе голову всякой ерундой, напиши так: "Главарь вражеской банды". Или как-нибудь в этом духе... Гедевар, курс – триста пятьдесят.

– Грум, – буркнул Гедевар. Танк взял новое направление, а главнокомандующий незамедлительно разразился новой речью по поводу ненадлежащего отношения к должностному положению личности.

Но Великий Танкист не был расположен выслушивать подобные излияния.

– Товарищ военнопленный, – укоризненно сказал он. – Вот ты тут шумишь, кричишь, безобразничаешь, а между тем у меня в руководстве по танку написано: "Грузовой отсек имеет полную звукоизоляцию". Понимаешь? Нехорошо получается.

Озадачившись от столь нестандартного поворота событий, главнокомандующий притих.

Танк сосредоточенно и целенаправленно двигался на базу, пока не произошло довольно досадное событие. Совершенно неожиданно путь оказался перекрыт ротой тяжеловооружённых басурмеков, подъехваших на броневике и прицепленной к нему вагонетке.

– Эй, вы! – послышался громовой голос из броневика. – Стоять и не двигаться! Вы окружены!

– Вот те и раз, – почти что обиженно произнёс Петя, побыстрее прячась в свой отсек и покрепче задраивая люк. – Как же неудачно получилось...

Громогласный некто продолжал горланить:

– Отдайте нашего главнокомандующего, и может, останетесь живыми! А не отдадите – раздолбаем ваш танк к такой-то матери!

– Вы слышали? – подал голос главнокомандующий из грузового отсека. – Отдавайте меня обратно!

Тем временем Великий Танкист, даже не думая куда-то прятаться и что-то предпринимать, облокотился на край башни и отвлечённо рассуждал вслух.

– Быстро отреагировали... Интересно, когда им успели сообщить? Пешком кто добежал? Да нет, вряд ли – далековато... Может, тачанку попутную поймали? Или заглянули в Большие Тараканы? Да, скорее всего, именно так... Точно, там как раз у мясокомбината телефон стоит – по нему и стукнули...

– А ну, не умничать!!! – скомандовал всё тот же громогласный детина. – Даю вам тридцать секунд на размышление! А потом – мы вас предупреждали, короче!

Петя напряжённо выжидал, что же будет дальше.

– Товарищ каперанг! – приглушённо сказал он по внутританковой связи. – Я не хочу, чтобы по нам стреляли. Может, отдадим им этого?

– Ни в коем случае, – категорически возразил Великий Танкист. – Ты же прекрасно знаешь, Петя – этим балбесам лишь бы пострелять, а отдадим мы им этого или нет – в общем-то, особого значения не имеет.

Главнокомандующий, которому совсем не понравилась такая логика, снова включился.

– Эй! – испуганно произнёс он, тыча в стену локтем. – Танкист! Ты так про моих солдат разговаривать не смей! У них высокий уровень ответственности. Они не посмеют наносить вред персоне главнокомандующего!

– Уж ты-то бы помолчал, – перебил Великий Танкист. – Мы с твоими солдатами каждый день воюем, а твоя штабная братия только сидит по сомнительным местам да черпает сведения из сомнительных источников... Вот, кстати, Петя, никогда не читай устав в туалете – обстоятельства усвоения влияют на качество исполнения.

– Заткнуться! – опять послышалось с броневика. На физиономиях басурмеков, как Петя убедился через перископ, царило выражение, не оставлявшее сомнений, что стрелять действительно будут в любом случае.

Великий Танкист наконец-то посчитал нужным удостоить этих решительно настроенных парней внимания.

– Молодые люди, – с убийственным спокойствием произнёс он. – Я бы порекомендовал вам не буянить и не выпендриваться, поскольку вы находитесь на минном поле. Если вы меня плохо понимаете, можете почитать вон ту табличку.

В тот же перископ Петя увидел, что решимости у басурмеков вдруг сильно приубавилось.

– Где-где? – переспросили из броневика, а один особо недоверчивый даже вылез из вагонетки и специально сбегал к упомянутой табличке. Обратно он вернулся, как-то неестественно подёргивая губой и существенно аккуратнее переставляя ноги.

Всё это время Великий Танкист держал эффектную паузу, всем своим видом давая понять некоторым чересчур полжившимся на свои силы, что, мол, вот оно как бывает.

– Итак, молодые люди, – сказал он, когда недоверчивый басурмек наконец-то погрузился обратно в вагонетку. – Разъясняю сложившуюся ситуацию. Как и всяким в меру сообразительным солдатам, перед тем, как газовать вдогонку, вам следовало бы осознать, что мы движемся к нашим позициям, которые, вообще-то, тщательно охраняются. Тем не менее, вы этого не сделали, и в результате поставили себя в весьма щекотливое и неловкое положение. Теперь обращаю ваше внимание на следующий момент. Мне, как командиру экипажа, известна дорога через минные поля, а о вас, по-видимому, такого сказать нельзя. Не буду распространяться о важности своевременного ознакомления с развединформацией, сейчас вам это вам всё равно не поможет, а просто довожу до вашего сведения факт: мои знания – практически единственный для вас шанс покинуть данное поле с минимальными потерями. Отсюда следует, что ломать и портить мой танк отнюдь не в ваших интересах.

– Слушай, ты!.. – послышался возглас, исполненный крайнего разочарования.

– Нет, молодые люди, подождите, – перебил Великий Танкист. – Если хотите извлечь из меня пользу – будьте любезны, проведите переговоры цивилизованно. Хотя, судя по вашим гнусным репам, такое слово вам незнакомо, поэтому разъясняю, как это делается. Вы берёте и посылаете ко мне одного человека, называется парламентёр...

– Как-как? – озадаченно спросили из броневика.

–...с которым мы и будем вести переговоры. В это время остальные сидят и не рыпаются. Все посторонние высказывания считаются не имеющими дипломатической силы и – как это называется, Петя?

– Игнорируются, – подсказал Петя.

– Вот именно, – значительно подтвердил Великий Танкист и выжидательно посмотрел на басурмеков, которые, судя по всему, лихорадочно выбирали между тем, чтобы прям щас в капусту разнести недружественный объект впридачу с обнаглевшим командиром, и вполне очевидным нежеланием стать поводом для ещё одного благодарственного письма на наши минные заводы.

Через некоторое время из броневика вылез один басурмек, физиономия которого ужасала своей невероятной ординарностью.

– Короче, я тут главный, – начал он.

– Эй! – При этих событиях главнокомандующий снова подал признаки жизни, причём настолько рьяно, что даже застучал кулаком по чему-то железному. – Самый главный здесь – я! Солдат, я запрещаю поддаваться на...

– Товарищ военнопленный, – как бы между прочим, заметил Великий Танкист. – Сию же минуту прекрати стучать по гранатам – помнутся.

Как ни странно, главнокомандующий моментально затих.

– Товарищ каперанг, это как же так? – обеспокоился Петя. – Хотите сказать, мы его засунули себе в танк, и сами же ему гранаты дали?

– Конечно, нет, Петя. Для оружия у нас другие отделения. Там тренировочные муляжи...

Главнокомандующий возобновил шум.

– А ты рано радуешься, – сообщил Великий Танкист. – Откуда знаешь, что действительно муляжи? Может, мы, как противники, тебя специально дезинформируем, чтобы подвигнуть на необдуманные шаги?

Главнокомандующий снова затих.

– Понимаешь теперь, Петя, почему они так воюют? – риторически спросил командир. – Никакого представления о методах военной тайны.

Басурмек с невероятно ординарной физиономией на некоторое время прислушался к попытке главнокомандующего проявить власть, но, поскольку ничего путного из грузового отсека больше не донеслось, не стал предпринимать никаких дополнительных действий.

– Слушай сюда, – продолжил он. – Меня зовут Грыжман Сибблс. Я сержант, а это вот – мои солдаты. Вы, короче, взяты в плен и будете нас отсюда выводить. Эээ... Типа вот так. Вопросы есть?

Через каждое второе слово сержант запинался, натужно вспоминая печатные эквиваленты традиционному непереводимому фольклору, используемому басурмеками для общения и отдачи приказаний. Остальные солдаты, коих насчитывалось ровно 16 штук (стандартная басурмекская единица – когорта), как и было условлено, сидели и молчали, но в атмосфере повис запах неподдельного уважения к сержанту, который умел толкать такие сложные речи.

Великий Танкист по достоинству оценил его потуги.

– Для первого раза, сержант, у вас очень неплохо, – снисходительно сказал он. – Со своей стороны я заявляю, что, так уж и быть, помогу вам преодолеть последствия вашего разгильдяйства, но выдвигаю такие условия. Напомню, молодые люди, что мы не на прохладительной прогулке, а на минном поле, где излишняя инициатива не приветствуется, поэтому две вещи. Во-первых, стволами особенно не играть. Во-вторых, если я аргументированно посчитаю, что вы не должны чего-то делать, то права не качать и особенно не спорить. Всё ясно?

– Ах, ты ещё торговаться вздумал? – взревел было Сибблс, но тут в его поле зрения попал торчавший неподалёку скромный деревянный крестик, причём не один, а в количестве 17 штук (наши инженеры, помимо исполнения чисто технической части, уделяли немалое внимания декоративно-психологической стороне воздействия). Это слегка охладило его энтузиазм.

– Ладно, – сказал Сибблс, возвращаясь к броневику. – Поедешь впереди. Выкрутасы твои мы для начала потерпим, но смотри мне, шоб без фокусов. Так и знай, всех свободных людей не перезаводишь, ты... этот... как бишь его... Сусанин-герой!

Он пафосно погрозил Великому Танкисту и сел на своё место в броневике. Остальные басурмеки тоже погрузились по местам, с явной неохотой пряча стволы и перья.

– Но если что – тебя держат на прицеле четверо моих лучших парней! – заявил Сибблс, указывая на четырёх удальцов в вагонетке, которые тут же нацелили базуки на танк.

– Трое, – уточнил Великий Танкист, бросая намётанный взгляд на лучших парней. – Четвёртый, насколько мне видно, держит прицел не в ту сторону.

Как Петя ни сдерживался, менестрельский смешок по поводу того, что он увидел в перископ, прорвался-таки наружу. Уличённый басурмек, посмотрев на базуки трёх сотоварищей, принялся неуклюже разворачивать свою в правильном направлении, а когорта организованно заржала.

– Цыц!!! – рявкнул Сибблс, и все моментально заткнулись.

– Ну ты, танкист, – мрачно процедил сержант. – Мы, конечно, типа договорились, но ты не очень-то думай, что будешь беспредел. Я тут вот чего подумал: этот твой хоббитоид у себя там сильно заперся, как бы он по нам вон из того пушкарика пальнуть не задумал. Короче, готовься, ща мы к тебе в танк чувака пошлём, шоб контролировал. Эй, Чичиган! Взять танк под контроль.

Какой-то басурмек подошёл к танку и требовательно постучал по негостеприимно закрытому люку.

– Слышь, хоббитоид, открой дверь! – обратился он к Пете.

– Приказа не было, – заявил Петя. – Отдыхай, понял?

Чичиган с рёвом рванул дверь на себя, но это ничего не дало. Тогда он взялся за упомянутую пушку – невзрачный ствол в корпусе, покрашенный в нежно-зелёный цвет – и стал теребить её в разные стороны, пытаясь отвинтить.

– А будете танк ломать – вообще никуда не поедем, – напомнил Великий Танкист, преспокойно наблюдая за его усилиями.

– Чичиган, отставить!!! – рявкнул Сибблс, и Чичиган, разжав лапы, отпустил пушку и брякнулся на землю.

Казалось, замысел сержанта провалился, но в этот момент лежачее положение позволило Чичигану разглядеть гостеприимную отдушину, не заметную с обычного ракурса. Боец, издавая радостные вопли, ринулся в обнаруженный вход.

– Петя, это что такое? – сурово спросил Великий Танкист.

– Виноват, товарищ каперанг! – воскликнул Петя, хлопая себя по лбу. – Открыл проветриться... да и забыл...

– Тебя учили, почему на подводной лодке нельзя открывать форточку?

– Учили, товарищ каперанг – чтобы всякой фигнёй не затопило...

– Так вот, Петя, на танке – примерно то же самое. Разница только в том, что в подводной лодке затапливает сразу, а на суше – не всегда, но если уж затопит, так затопит. Сам видишь, как это бывает. Больше таких ошибок не повторяй.

Самодовольный Чичиган забрался вовнутрь, по пути пугнув Петю растопыренными пальцами, и уселся посередине отсека. Петя спрятался за ящик со снарядами.

– Круто, – заметил басурмек, оглядывая помещение и останавливая взгляд на изящном зарядном устройстве.

– А вот туда, – в порядке предупреждения заметил Великий Танкист, безошибочно уловив ход его мыслей, – лазить очень не советую.

– Не учи учёного, – с упрёком сказал Сибблс, глядя через открытый люк, как Чичиган, изображая знание дела, направляется к зарядному устройству. – Он сам на танке ездил, пока не скинули.

Гедевар, услышав о прецеденте скидывания с танка, заинтересованно высунулся из своего люка.

– Нёс как-то две канистры, – тем временем вспоминал Сибблс. – В одной – соляра для его танка, а в другой, значит, анализы. И, короче, перепутал. Вот... Хотели поехать, а танк не работает. Командир, значит, и говорит...

Великий Танкист, слушая эту душераздирающую историю, неприязненно поморщился, а когорта, видимо, не в первый слышавшая о печальном конце танковой карьеры Чичигана, приготовилась смеяться.

Но в этот раз посмеяться не пришлось, так как конец истории был заглушен оскорблённым возгласом её предмета и серией зловещих щелчков.

– А я предупреждал! – торжествующе изрёк Великий Танкист. – Там ведь противоугонная система установлена. Если теперь его освобождать, то только специальным ключом, а его надо вызывать с базы по рации.

– Так вызывай! – взревел взбешённый Сибблс, колотя кулаком по борту броневика.

– Ключ приедет в комплекте с двумя ротами сопровождения, – сообщил командир. – Хотите лишиться численного преимущества? Давайте вызовем...

Басурмеки встревоженно загудели.

– Всем заткнуться! – рявкнул Сибблс. – Щас буду думать...

Петя, увидев, что с Чичиганом приключилась незадача, осторожно вылез из-за ящика со снарядами и, оглядев попавшего в железные лапы противоугонной системы специалиста по танкам, почувствовал прилив уверенности.

– Крепко зацепился, товарищ каперанг! – доложил он. – За все четыре ноги, плюс ещё ремень безопасности. Система очень надёжная!

– И какой отсюда следует вывод? – обратился Великий Танкист в сторону несколько помрачневшего Сибблса, занятого несвойственной для себя умственной деятельностью. – А вывод такой: если это было самое лучшее, что разбирается в танках, то не сочтите за грубость, но руки у вас, молодые люди, растут совсем не из того места. А знаешь, Петя, что делают с такими, у которых руки растут неправильно?

– К хирургу, наверное, направлять, – предположил Петя, опасливо приближаясь к столь ловко повязанному системой Чичигану. Его опасения оказались напрасны – Чичигана закрепило настолько качественно, что на него теперь вполне можно было ставить какой-нибудь горшок с фикусом.

– Не надо к хирургу, Петя. – Великий Танкист как бы не слышал воплей главнокомандующего, который распекал солдат за вопиющую халатность в общении с противником (солдаты, в общем, тоже не особо на него отвлекались). – Если видишь поблизости такого мужика – всё задраивай и в танк его не пускай. Запомни на будущее и применяй на практике.

– Понял, – сказал Петя, окидывая презрительным взглядом столпившуюся вокруг когорту и задраивая люк. По окончании процесса он подёргал его, чтобы убедиться, что, в случае чего, крышку не отломают, и заявил:

– Слышали, хвостогрызы голозадые? Экскурсии закончились.

Сибблс, однако, несмотря на явную неудачу попытки продемонстрировать силу, сдаваться ещё не собирался.

– Тогда сам прикажи, шоб разрядили пушку, – потребовал он.

– Не положено.

– А мы сейчас сами тогда разрядим. Агарюк, разряди пушку!

Второй басурмек с готовностью подскочил к танку, вскарабкался на край пушки и, засучив левый рукав, полез рукой в дуло, торжествующе поглядывая на Великого Танкиста и посмеиваясь.

– Вот так-то, – сказал Сибблс, довольный своей находчивостью. – Думали, что позакрываетесь, и всё? Как бы не так! Вы меня так просто в тупик не поставите. Не выйдет!

Великий Танкист критически посмотрел на вспотевшего от натуги Агарюка.

– Развивайте в себе уважение к технике, молодые люди, – посоветовал он, – Взять вот, например, этого карапуза. Лапает моей танк пыльными граблями, сапогами царапает, слюнями поливает – а вдруг потом придётся на этом самом месте несколько часов провисеть и собой попротирать? Понравится ли ему то, что он сам же тут и натворил?

– Сусанин-герой, ты чё такое несёшь? – нахмурился Сибблс.

– Предупреждаю о недалёком будущем.

Недалёкое будущее наступило через несколько секунд: верхняя часть пушки вдруг отвалилась и, защёлкнувшись наручником на лапе Агарюка, прикрепила того цепью к остальному стволу. Доблестный разрядчик занял крайне неудобное висячее положение на борту танка, распластавшись строго по предсказанному месту.

Значение взгляда Великого Танкиста было довольно прозрачно и приблизительно следующего содержания: "А я с самого начала говорил, что таким раздолбаям в моём танке делать нечего".

– В нашем танке противоугонных систем много, – сообщил он. – Можете попробовать ещё, возражать не буду. Но не советую. Если прилепится вся когорта – дальнейшее передвижение танка, ввиду перегрузки, будет под вопросом. Останется только вызывать с базы ключ. Ну и две роты, соответственно.

Басурмеки, на всякий случай, отодвинулись подальше от зверь-машины.

– Или самоуничтожение включить, – предложил Петя. – А то вернутся после войны из плена и будут хвастать, как танк массой обездвижили...

– Молодец, Петя, – похвалил Великий Танкист. – Мыслишь стратегически.

Басурмеки отодвинулись ещё дальше и вплотную упёрлись в незримую границу, на которой страх перед минным полем уравновешивал ужас от ненасытного вражеского танка. Сибблс, оглядев когорту, понял, что желающих разрядить пушку больше не найдётся.

– Ну и бубен с вами, – решил он. – Агарюк, оружие есть?

Агарюк что-то прорычал и, вытащив нож, помахал им. Правда, в силу неудобного положения, засунуть орудие обратно не получилось, а потому пришлось взять в зубы. Утешало лишь то, что Чичигану в данный момент приходилось ещё хуже. По крайней мере, его вопли ругательного содержания свидетельствовали о невероятной мстительности, которую Петя проявляет по отношению к жертве системы.

– А хорохорился-то, хорохорился, – развязно говорил Петя. – Пальцы-то, понимаешь, тут гнул! Образина ты нечёсаная. И слушать тебя противно, и нюхать противно, и смотреть противно – отрастил хамло с бугорок, и то всё в пузырях. Фу!

В ответ Чичиган сыпал отборными ругательствами, но вскоре его соображения по поводу Пети, как "голубоглазого фальшивомонетчика", стали заметно приглушаться.

– Противогаз на вашего горе-танкиста надевает, – пояснил Великий Танкист. – И правильно делает, а то надышит этот обормот в отсеке – потом никаким вантузом не ототрёшь... Петя, ты ничего не забыл? Подумай.

– Забыл, товарищ каперанг, – подумав, согласился Петя. После непродолжительной возни один из мусорных шлюзов машины изрыгнул два замызганных сапога, из которых явственно повеяло портянками недельной немытости. Это дало повод для очередного командирского комментария:

– На будущее прошу учесть – грязную обувь в моём танке положено переобувать.

– Короче, у вас на борту два наших человека, – сказал Сибблс, не обращая внимания на протестующий вопль: "Три!!!" – изданный главнокомандующим. – Один вооружён. Значит, танк под нашим контролем. Поехали!

Когорта снова погрузилась по транспортам, прихватив оставшиеся после Чичигана сапоги.

– С большим удовольствием, – произнёс Великий Танкист, оценив географическое положение по солнцу. – Так-так... Ага. Гедевар, курс – пятнадцать градусов, пятьсот метров, ход – 25 процентов от полного.

– Угу, – отозвался Гедевар, и танк тронулся в поход через минное поле. За ним поехал броневик с вагонеткой.

– Учтите, что дорога неблизкая, – продолжал Великий Танкист. – Вот, кстати, заодно товарищ главнокомандующий и посмотрит, в смысле послушает, как его драгоценные солдаты следуют уставу.

***

– Товарищ каперанг, – спросил Петя. – Это что получается – мы помогаем противнику? Это же неправильно!

– Ты прав, Петя, – сказал Великий Танкист. – Помогать противнику – это, конечно, неправильно. Но есть такая вещь, как военная хитрость. Мы могли бы, конечно, применить силовые методы, но при этом пришлось бы тратить боеприпасы и к тому же подвергать танк неоправданной опасности. Вместо этого гораздо проще провести противника по минному полю, пользуясь его самоликвидационными наклонностями.

– Не понимаю, – не понял Петя.

– Смысл в том, что противник, как ты уже заметил, не успев даже толком начать операцию и при полном отсутствии действий с нашей стороны, уже потерял двоих пленными. Что отсюда следует? Правильно. Отсюда следует, что полный разгром противника представляет собой только вопрос времени. Поэтому, Петя, засекай время, по моим расчётам, часа через четыре мы победим.

– Здорово, – восхитился Петя.

– Но это только первая половина военной хитрости, – многозначительно добавил Великий Танкист. – Так сказать, небольшое вспомогательное обстоятельство. А в чём заключается вторая половина, ты увидишь несколько позже. Гедевар, азимут сто пятьдесят, сто метров, тот же ход.

И Великий Танкист полностью сосредоточился на отдаче Гедевару указаний о дальнейших направлениях передвижения.

Дорога оказалась необыкновенно длинной и извилистой. Особо вопиющим примером профигурировал некий невзрачный сарайчик: проехав от него метрах в десяти к северо-востоку и достигнув рощицы стоящей в отдалении рощицы саксаулов, примерно через час они снова проехали в десяти метрах от того же самого сарайчика, но уже с юго-запада. Вид сего архитектурного сооружения пробудил в Сибблсе самые тёмные подозрения.

– Эй! – обратился он к Великому Танкисту. – Сусанин-герой, ты чего это вытворяешь?

Великий Танкист посмотрел на следы гусениц и колёс, оставленные ими с другой стороны и наблюдавшиеся с текущей позиции очень отчётливо и живописно.

– Не верите, сержант? – спросил он. – Можете проверить. Как говорят наши сапёры, глупый ошибается один раз, а умный – до тех пор, пока не кончатся глупые. Так... Учитывая плотность минирования на квадратный метр... Да, ваших людей где-то как раз хватит, чтобы проложить безопасную дорогу вот отсюда и вон дотуда.

Сибблс скрипел зубами и метал глазами молнии, но возразить ничего не смог.

Скоро начался засушливый летний полдень, характерный для полупустынных широт державы. Начало припекать.

Петя включил кондиционер. Главнокомандующий пока молчал, но оно и понятно – в грузовом отсеке строго соблюдались условия хранения по всем ГОСТам, и жаловаться там мог лишь беспробудно предвзятый свинтус. Великий Танкист проявлял завидное терпение, Гедевару, по-видимому, всё было глубоко до лампочки, а вот басурмекам в открытом железном транспорте, да ещё в условиях высокой скученности, приходилось тяжко.

Сначала они отдувались и отплёвывались (кроме Агарюка, в которого за каждую попытку сплюнуть на броню танка из кабины Гедевара летел огрызок), но вскоре этого стало недостаточно. Тогда они повытаскивали бутылки со своим национальным прохладительным напитком – кирпичной бормотухой.

Рецепт этого дивного зелья родился где-то на юге, где, в связи с жарким климатом, прохлаждение являлось не просто фанфаронским ширпотребом, но жизненно насущной необходимостью.

Бормотуха изготовлялась на основе отстоявшегося на жаре или в духовке горохового отвара. Это добро в соотношении 50:50 разбавлялось уксусом или нашатырём, добавлялась ложка соды, стакан тёртого красного кирпича и специи по вкусу. Затем всё это дело заливалось в непроветренный кирзовый сапог, полчаса доходило при помешивании (обязательно производившемся посредством железного лома) и в течение суток остывало в холодильнике. Готовность зелья проверялось следующим способом: ловился таракан и направлялся таким образом, чтобы его траектория пересекла лужицу из полученного отвара. Если после этого таракан оказывался в состоянии пробежать больше двух метров, то бормотуха считалась бракованной и презрительно выливалась на помойку.

Разумеется, подобное пойло претило всем трезвомыслящим людям (кроме, может быть, совсем уж отмороженных отдельных личностей), но среди басурмеков оно ценилось даже больше, чем тормозная жидкость. Причиной тому были некоторые уникальные свойства, заставлявшие отдать бормотухе предпочтение с точки зрения препровождения свободного времени.

Во-первых, при попойках с употреблением данного напитка последующие эксцессы на основе белой горячки были довольно редки: к тому времени, когда крышу сшибало до появления на сцене зелёненьких пляшущих инопланетян, клиент, в силу самОй концепции рецепта, был уже неспособен к каким-либо активным действиям в силу самой концепции рецепта. Это представлялось чрезвычайно актуальным в социально-культурологической среде басурмеков – они с давних времён питали слабость к набиванию физиономий и различным колюще-режуще-стреляющим предметам, и потому для развязывания инцидента зачастую недоставало лишь повода.

Во-вторых, задолго до основного действия сего кулинарного шедевра в пищеварительной системе клиента начиналось бурное газовыделение в обратном направлении, что наделяло его возможностью в течение продолжительного времени издавать довольно мощные приветствия из глубины души. Во время этого можно было ничего не делать, получая наслаждение от самого процесса (но это считалось избитым и неоригинальным), а можно было разговаривать или даже петь. При этом голосу сообщался неповторимый тембр, который на басурмекском жаргоне почему-то назывался "камертон".

Анекдоты, народные былины и детские четверостишия, особенно скабрёзного содержания, исполняемые в "камертоне", составляли целый слой искусства, самый популярный у басурмеков и даже положенный в основу их развитой развлекательной индустрии.

Ну и, наконец, уже наутро, после весело проведённого дня, когда клиент снова приходил в адекватное расположение духа, из повеселившегося организма ещё находилось, что извлечь. Рано или поздно клиента начинало пучить, и, если удавалось поймать этот момент, то с помощью обычной зажигалки можно было получить неплохое средство, вполне достаточное для того, чтобы поджарить на завтрак какого-нибудь тушканчика или, получше прицелившись, развести костёр.

В общем, кирпичная бормотуха играла в культуре и самосознании басурмеков огромную роль, в том числе и потому, что считалась высоким и благородным напитком, дар наслаждения которой ниспослан лишь избранной народности, а все остальные, таким образом, зачислялись в низшие народы, из-за слабости желудка отлучённые от возможности вкушать пойло богов и вынужденные влачить жалкое существование у подножия пьедестала, перебиваясь водкой и ещё более примитивными варварскими снадобьями.

Правда, и среди басурмеков находились отдельные товарищи, которые бормотуху не воспринимали (их, видите ли, от неё тошнило). Но такие личности не считались за настоящих мужчин и даже не допускались до службы в вооружённых силах.

Существовал, однако, один пикантный момент. Несмотря на все перечисленные радужные стороны и преимущества, приём бормотухи имел немаловажный досадный аспект – как и всякое пьянство, сие действо негативно сказывалось на трудоспособности клиентов. Или, в случае военной сферы, на боеспособности личного состава. Естественно, в связи с этим во время выполнения боевых задач употребление данного напитка строжайше запрещалось.

Вот почему главнокомандующий, быстро сообразив, что задумали его солдаты, опять подал голос, клеймя позором их несознательность и взывая к здравому смыслу. Правда, его гневная тирада была заглушена грохотом откупориваемых бутылок и разочарованным поскуливанием Агарюка, который, видя намерения своих сослуживцев, в то же время понимал, что ему, вследствие вынужденного безотрывного дежурства на вражеской технике, на сей разпредстоит воздержаться от всеобщего веселья.

Великий Танкист, видя данные манипуляции, достал большую салфетку и заботливо прикрыл ею борт танка, обращённый к неприятельскому броневику.

– А то заблюёте мне машину, – пояснил он в ответ на подозрительный взгляд Сибблса, – будет потом всё заедать и заклинивать, и никакой к тому же эстетики. А ремонт, между прочим, за счёт государства... Кстати, о государстве. Петя, учти на будущее: красть у государства нехорошо.

– Так ведь, товарищ каперанг, оно и само у нас ворует!

– Оно, конечно, да, но государство-то у нас только одно, а нас у него, Петя, много. Если мы все начнём воровать у него в отместку, дисбаланс получится.

Воздух наполнился шумом опорожняемых бутылок.

Главнокомандующий, ничуть не смущаясь, что его никто не слушает, вёл пламенную пропаганду борьбы с пьянством, при этом всё время срываясь на ругательства в адрес танкового экипажа.

– Клевета! Поклёп! Напраслина! – вопил он. – Наши солдаты на вражеские танки не блюют – слишком много чести!

– Это у вас, слабаков, от бормотухи нашей блевота, – произнёс кто-то в безупречно чистом "камертоне", – а наши орлы обстоятельствам не сдаются!

Когорта выразила бурное веселье блестящему остроумию сослуживца.

Великий Танкист невозмутимо спросил:

– Слышишь, Петя, как бугаи смеются?

– Так точно, – доложил Петя.

– Зафиксируй в бортовом журнале. Наблюдение за алкоголиками имеет высокую ценность для науки, медицины и паталогоанатомии.

Великий Танкист многозначительно промолчал, уставившись на Сибблса с подозрительной пристальностью. Сержанту подобный взгляд не понравился.

– Эй, Сусанин-герой! Ты на что это, плин, намекаешь?

– А вы, сержант, не поленитесь и почитайте, что на вашем пузыре написано. Может, и поймёте.

Сибблс, недоверчиво посмотрев на Великого Танкиста, попытался внимательно изучить недавно опустошённую бутылку и даже понюхал, чем оттуда несёт. Запах был на удивление стандартный, и подозрения Сибблса быстро рассеялись. Выкинув бутылку за борт, сержант изобразил на своей ужасающе ординарной физиономии полное презрение ко всем героям вообще и к исторической личности Сусанина в частности.

Между тем веселье разворачивалось и набирало ход. Когорта посмеивалась, сыпала плоскими шутками и, приставляя к пастям отвинченные от оружия стволы, "камертонила" в сторону пролетавших мимо бабочек, жуков и пташек.

Как правило, бедные животные, не вынося такого издевательства, тут же складывали крылья и совершали, на привычном Пете военно-морском языке, "манёвр в глубину".

Один раз объектом приветствия стал не какой-нибудь жучок, а разведывательный самолёт модели "стукач-кукурузник", предмет особой гордости басурмекского самолётостроения, обладавший передовой изюминкой – из-за безобразно низкой высоты и скорости полёта он не засекался радарами. Весело тарахтящий и коптящий во все стороны дымом предмет, пролетающий над головами публики по увлекательной зигзагообразной траектории, не мог не пробудить в бойцах спортивного азарта.

– Привет авияйции!!!.. – тщательно прицелившись, воскликнул кто-то.

В результате меткого выстрела самолёт был вынужден совершить тройную бочку, а когорта, пребывая в самом радостном расположении духа, повернулась в его сторону и дружно прогавкала в унисон зачинщику аттракциона, продолжая его мысль:

– ..от пехоты с яйцами!!!

На самолёте в долгу не остались. Высунувшись по пояс и приставив ко рту некий предмет, пилот направил его в сторону колонны, и через секунд спустя удалую пехоту обдало не то что приветом – прямо-таки гордым боевым знаменем души, которое пошатнуло вагонетку, разнесло чью-то недопитую бутылку и сдуло каски с четырёх воинов.

Возмущённая когорта принялась размахивать кулаками и вразнобой вопить что-то на тему: "Да ты, добрый молодец, совсем опух!", а один особо обидчивый басурмек, твёрдо решив не спускать с рук столь гнусного оскорбления, вытащил противотанковое ружьё и стал целиться по самолёту, что было затруднительно – бормотуха понемногу начинала оказывать своё пагубное действие на боеспособность. Но самолёт и без посторонней помощи следовал таким неперспективным курсом, что вскоре сам по себе навернулся где-то неподалёку, вызвав эффектно громкий бум и облако пыли.

Настроение когорты сразу же исправилось. Спрятав базуку, басурмеки принялись воодушевлённо и со знанием дела гадать, не расстроился ли пилот и как столь жёсткая посадка скажется на его дальнейшей личной жизни. Одна за другой выдвигались версии, кто-то начал в тему вспоминать случаи из жизни. Даже Гедевар высунулся из окна и, не обращая внимания на сшибаемые его мощным затылком придорожные кактусы, с явным интересом слушал байки плавно входящих в кондицию когортистов.

На этом фоне была вполне понятна опечаленность Агарюка, болтавшегося на пушке злым, трезвым и с ножом в зубах. Чичиган до сего времени пребывал в слепом неведении, но и до него, по-видимому, начинала понемногу доходить страшная правда, поскольку пленник системы и противогаза внезапно стал проявлять судорожные попытки к различным поползновениям. Сие не ускользнуло от внимания Пети.

– Товарищ каперанг! – доложил он. – Задержанный сильно переживает по поводу неучастия в попойке. Если так пойдёт и дальше, помрёт от тоски!

– Да, Петя, – согласился Великий Танкист. – Это действительно безобразие. Совершенно недопустимо и негуманно (по отношению к машине), если какая-нибудь живность крупнее хомячка подохнет в салоне от тоски. Стыд и позор тому танкисту, который допустил, чтобы такое случилось в его танке. С такими танкистами, Петя, не здоровайся и денег взаймы не давай.

– А что же нам делать? – спросил Петя.

– Будем принимать меры. Посмотри, под первым правым пулемётом справа колесо дефектное, и чтоб не перекашивался, под него книжка подложена. Видно?

– Так точно, – ответствовал Петя, доставая из-под колеса книжку. Книжка называлась просто и недвусмысленно: "Книга о совсем не вкусной, но зато очень полезной пище".

– Найди там про кирпичную бормотуху и почитай бедолаге, пусть хоть чем-то утешится. Только погромче, чтобы и снаружи было слышно. Не забудь, тут ещё один бедствующий.

– Понял, – ответствовал Петя, открывая книжку. – Приступаю к выполнению. Бормотуха кирпичная, рецепт народный, год изобретения...

– Бормотуха кирпичная арррыгынальная! – выкрикнул кто-то из вагонетки под всеобщий ржач.

Когорта совсем расслабилась и уже совсем забыла про недавнее высказывание Великого Танкиста насчёт некоей загадочной паталогоанатомической ценности наблюдения. Между прочим, совершенно напрасно. Примерно через пятнадцать минут, когда Гедевар повёл танк по краю карьера с неприлично крутым обрывом, у одного из басурмеков вдруг начались отчётливые позывы на рвоту.

Увидев это, Сибблс скомандовал:

– Всем стоять! Рядовой, поясни обстановку.

– Гедевар, стоп машина, – сказал Великий Танкист и с некоторым интересом посмотрел на наметившиеся проблемы в среде противника.

– Тошнит, сержант... – выдавливал из себя рядовой, всеми силами пытаясь контролировать ситуацию. – Ой, фигово мне...

– Употребление кирпичной бормотухи особенно распространено в среде придумавших её народностей, – тем временем читал Петя заунывным монотонным голосом, звучавшим из закупоренного танка ещё гнуснее, чем вживую. – Следует отметить, что это часто приводит к весьма оригинальным несчастным случаям. На территориях, населённой указанными народностями, наряду с К. Б. выпускается техническая смазка на основе сильнодействующих экстрактов из... ээ... какой-то гадости с нечитаемым названием. Так вот, эта самая смазка поставляется в точно такой стеклотаре, как и К. Б., очень похожа на неё по цвету, вкусу и консистенции, но в то же время решительно ядовита и ни под каким видом не воспринимается организмом. Это приводит к тому, что при приобретении их часто путают и принимают отраву за описываемый напиток...

– Я больше не могу, – сипел рядовой. – Ой, ща пойдёт... Ой... Короче, чуваки, принимайте завтрак обратно...

– Только не смей мне тут безобразничать! – гремел Сибблс. – Варежку зажми! Как это не помогает? Двумя руками! Не, ну только не ври, что сил не хватает! Не смей, говорю!!! Блин, рядовые, помогите же этому уродливому рот зажать!

Когорта бросилась добросовестно исполнять приказ – на рот страждущего надёжно легли сразу восемь волосатых лап. Но тут рвотные позывы стали намечаться ещё у четверых. Ординарная физиономия Сибблса стала свирепо перекашиваться.

– Немедленно отставить! – рычал он. – Под трибунал у меня поползёте!

–...Употребление вышеупомянутой отравы в большинстве случаев вызывает мощный рефлекс Каменского-Ландсбергиса, или, выражаясь менее казённым языком, блевоту обыкновенную... – продолжал читать Петя.

– Почему я, в отличие от вас, проявляю силу воли? – гневно восклицал Сибблс, у которого было тоже начался упомянутый рефлекс, но был немилосердно подавлен могучей силой воли.

–...которая может продолжаться от нескольких часов до нескольких недель и, как следствие, привести к вынужденно голодной смерти...

Троим вроде бы удалось пересилить себя, но четвёртый не выдержал и, зажав рот лапами, выскочил по направлению к колодцу, как раз торчавшему поблизости.

– В колодец не стоит, – ненавязчиво предупредил Великий Танкист, но басурмек уже опустился в колодец и принялся с невероятным шумом облегчать душу.

– Не страшно, – заметил Сибблс, мстительно посмеиваясь. – Выкопаете себе другой колодец.

– Да не в этом дело... – вздохнул Великий Танкист.

–...выведение канцерогенных веществ из организма, что, как известно, на сегодня является одной из важнейших задач медицины...

Раздался взрыв, и облегчавший душу воин резко взмыл в небеса.

Публика с волнением проследила за его маршрутом, начиная от колодца (увы, товарищи, теперь уже бывшего) и заканчивая полом броневика, который сей доблестный воитель проломил головой. В таком неудобном положении он и застрял.

Чтобы не быть пришибленными этим незадачливым солдатиком, сидевшие рядом с местом падения басурмеки немного подвинулись, при этом ослабив контроль за первым из пострадавших. Того с чистой совестью тут же стошнило на бОльшую часть броневика. При этом секция и форма некоторой части когорты оказались запачканы довольно зелёной и едкой субстанцией.

На мгновение наступила такая жуткая тишина, что даже стали слышны причитания главнокомандующего, в эту пору соловьём заливавшегося чем-то насчёт запятнанной чести мундира.

– На этот раз ты прав, – согласился Великий Танкист, не без оттенка осуждения глядя на приключившееся безобразие. – Вот уж запятнали, так запятнали...

Задетые продуктом страдания басурмеки повыскакивали из броневика и принялись с воплями стаскивать с себя начавшие дымиться мундиры, а дно пострадавшей части, пошипев и поискрившись, с грохотом обрушилось на землю. Послышался чей-то вопль, исполненный неизбывной экзистенциальной тоски:

– Блиа-а-а-а-а-а-а!!!..

– Наблюдения за мероприятиями противника по случаю начавшейся эпидемии блевоты в бортовой журнал занёс, – сообщил Петя.

– Молодец, Петя, – одобрил Великий Танкист. – Но вообще, знаешь, что самое интересное? Такое у них случается каждый день. В то же время, они каждый раз этому удивляются, как будто впервые столкнулись. Удивительно, но факт.

– И о чём это говорит, товарищ каперанг?

– Это, Петя, не говорит ничего хорошего об уровне командования. Если повседневные бытовые ситуации всё время вызывают удивление у личного состава, то либо подразделение комплектуют умственно заторможенными, неспособными запоминать уроки прошлого, либо бойцы так быстро кончаются, что не успевают привыкнуть к быту. А как называется начальник, позволивший довести своё войско до такой ситуации? Вот именно.

Между тем, Сибблс в пух и прах разносил провинившуюся когорту.

– Вы чем его держали, урюки?! – набросился на солдат Сибблс. – А ты, Сусанин-герой, чего уставился? Совсем обурел?

– Я же предупреждал, – заметил Великий Танкист. – Забыли, что поле минное? Оно ведь не зря так называется – тут всё заминировано! Особенно ларьки, колодцы и туалеты. Специально против таких вот обормотов, вроде вас...

Сибблс, видимо, хотел возразить, но тут внимание скржанта привлёк застрявший вверх ногами рядовой и остальные солдаты, копошившиеся возле того. Сам по себе пострадавший не представлял заметного интереса, но сослуживцы, предпринимая попытку за попыткой вытащить незадачливого товарища из невыгодной ситуации, успели развести вокруг данного вопроса весьма примечательную деятельность.

– Силёнок маловато, – отметил кто-то. – Крепко вмёрз чувак!

– А давайте его вагонеткой вытащим, – предложил наиболее сообразительный басурмек, имевший, видимо, инженерное образование (он даже носил очки).

– А уравновешивать чем?

– А вон же гиря лежит. Через неё трос пропустим, одним концом за сапог, другим к ней, а штука, за которую прицеп цепляют, вторым тросом тоже за неё.

Идея получила шумное одобрение и к тому времени, когда Сибблс посмотрел в их сторону, находилась в стадии активного претворения в жизнь. Когорта отстегнула вагонетку и тащила её на себя, ободряя себя песнями и прибаутками в "камертоне", делом руководил умный очкарик, а от вагонетки через трос и ногу застрявшего, торчавшую сапогом строго вверх, шло завязанное двойным морским узлом соединение с неким механизмом. Механизм состоял из гири, запасного колеса от броневика и треножника, составленного из базук.

То, что гений, создавший сей механизм, был вконец упившийся, было очевидно и для невооружённого глаза – предложить столь ахинейный агрегат в здравом рассудке и твёрдой памяти представлялось затруднительным. Присмотревшись, Петя заключил, что в нетрезвом уме конструктора смешалось, как минимум, три известных устройства.

Вообще-то, Сибблса нисколько не интересовали занятия подчинённых, а обратил он на них внимание только потому, что Великий Танкист, заметив деятельность по извлечению пострадавшего, спросил, показывая на гирю:

– А это что у вас тикает? Не бомба ли?

На мгновение снова воцарилась мёртвая тишина, вторая по счёту после осквернения броневика.

– И точно, бомба, – удивлённо отметил Сибблс, и вдруг завопил благим матом. – ЧТО Ж ВЫ СООРУДИЛИ, УРОДЫ??!!!..

Один из когортистов выделялся тем, что успел дойти до состояния полного окосения, и потому не принимал участия в инженерном мероприятии. В гордом одиночестве он дремал на заднем сиденье броневика, а на позеленевшей физиономии помещалась широчайшая блаженная улыбка. Услышав пожарный вопль Сибблса, сей доблестный воин на пару секунд проснулся, повертел головой и, надо сказать, довольно оперативно сориентировался в ситуации. Издав звериный вопль, он выхватил ножик (модели "для кастрации носорога одним ударом") и молниеносным взмахом отхватил трос, привязанный к броневику, вместе с железной петлёй, за которую прицеплялась вагонетка. После этого широчайшая блаженная улыбка восстановилась, и воин с чувством выполненного долга погрузился обратно в богатырский сон.

Бомба, отныне ничем не удерживаемая, упала на землю. Когорта от неожиданности выпустила вагонетку.

– Ну что вы делаете! – отчаянно выкрикнул очкастый инженер. – А-а-а!!!

Вагонетка, весело громыхая, закувыркалась вниз по обрыву, увлекая за собой бомбу, базуки, сапог пострадавшего и обломок от броневика. Кувыркалось это дело недолго и докатиться до дна карьера не успело – минное поле в очередной раз оправдало своё название и предназначение. Последовавшие спецэффекты также длились недолго, но зато отличались размахом и фееризмом.

– Ложись, кретины! – надсаживался Сибблс, бегая между солдатами и швыряя их на землю. Бойцы, по-видимому, пребывали не в том состоянии, чтобы самостоятельно додуматься до сего оборонительного манёвра: выстроившись в ряд, они разинули рты и зачарованно смотрели на салют, не догадавшись даже выпустить из рук осиротевший трос.

Великий Танкист, снисходительно наблюдая за всем этим позором, в очередной раз многозначительно промолчал.

– Товарищ каперанг, наблюдаю детонацию, – доложил Петя.

– Это, Петя, не детонация, а недопустимое раздолбайство... – распорядился Великий Танкист и прислушался к тщетным возгласам главнокомандующего, который требовал, чтобы ему немедленно доложили о ходе боевых действий. – А тебе, товарищ военнопленный, лучше ничего не знать. Ну скажут, что твои солдаты только что самым бездарным образом проворонили вагонетку и тяжёлое вооружение – полегчает тебе от этого? Не думаю. Если не ошибаюсь, в ней ещё и боеприпасы были...

– Не ошибаетесь, товарищ каперанг, – подтвердил Петя, похлопывая по бортовому журналу. – У меня всё зафиксировано!

Главнокомандующий произвёл на свет такой страшный рёв, что Петя едва не оказался почти близок к испугу. А пока он последними словами крыл треклятых забулдыг за недостаточный пиетет по отношению к деньгам налогоплательщиков, на которые их вооружают, когорта, встав в круг, громко выясняла, кто поедет на остатках вагонетки и броневика.

Сначала среди шума, издаваемого пошатывающимися басурмеками, не удавалось разобрать ничего вразумительного. Но вот один воин, не успев досказать какого-то слова, плавно перешёл в горизонтальное положение и выключился из беседы; вслед за ним последовали несколько остальных... На фоне оставшихся отчётливее всех выделялся голос Сибблса.

–...поеду я! Поместится ещё двое, а остальные... гы-гыы... А остальные так пойдут.

– А какого ваньки?! – попытался возмутиться кто-то, но Сибблс быстро его перекричал.

– А такого, что ничего с тобой от этого не случится! Спорт, он для здоровья полезный. И не спорить, блин!!!

– А этого... этих... – начал кто-то, указывая на окосевших, которые уже вовсю пускали пузыри. К ним постепенно присоединились ещё двое.

– А это, – сказал Сибблс, беря из броневика второй трос и бросая когорте, – подвяжете к тачке, и потащим.

– Не получится, – заикаясь и с печалью глядя на обрубок, оставшийся после богатырского ножа, произнёс очкастый инженер. – К... К... Кронштейн отломался.

– Чего? – не понял Сибблс. – А-а, точно. Ну-у-у, в натуре...

Сняв каску и запустив пальцы в засахарившиеся патлы, сержант принялся усиленно сообразать. Через некоторое время его старания оказались вознаграждены.

– А мы, – сказал он, выкидывая с заднего сидения богатыря, лишившего броневик кронштейна, и что-то выдирая из-под ранее занятого тем места, – вот как сделаем.

В сержантских лапах оказалась какая-то деталь от связного оборудования, от которой два проводка шли под сиденье. Подёргав за свисающей с неё шнурок, Сибблс добился, чтобы деталь загудела, при этом она как бы приклеилась к борту броневика.

– Вот, – сказал Сибблс, обёртывая один из концов троса вокруг детали. – На привязать хватит. Знаете, как называется? Э... Электромагнит!

Очень довольный своими познаниями, он кинул гордый взгляд на Великого Танкиста и приказал когорте выстроиться. Оставшаяся в строю часть кое-как выполнила приказание.

Сибблс прошёлся вдоль строя, пристально глядя на каждого. Один из воинов, на которого он глядел особенно придирчиво, вдруг тоже было начал косеть, но сослуживцы слева и справа вовремя придержали бойца и поправили в нормальное положение.

– Орлы! – произнёс Сибблс, пихая каждого солдата в грудь. – Поедешь со мной ты... и ещё вот ты.

– А я? – подал голос кто-то.

– А ты – охламон, – заявил Сибблс. – Давайте, привязывайте дрова. И сами привязывайтесь. А то ведь азимут потеряете...

Он пьяновато хохотнул. Басурмеки, исполняя приказ, с трудом подвязали лежачих за ноги к тросу, после чего закрепились сами и опять выстроились, ожидая распоряжений. Не подчинился приказу только очкастый инженер, излучавший железную уверенность в своих силах.

– Азимут... н-не потеряю, – заверил он, доставая из кармана компас. – У меня... к... компас есть!

И в доказательство своей правоты попытался сделать несколько шагов, ориентируясь по компасу. Но проклятый зелёный змий взял-таки своё, и инженер героически рухнул, не успев осуществить задуманного.

– Эй! – Сибблс, пошатываясь, подошёл к очкарику и пихнул ногой. – Ты чего это тут, анархию мне производить вздумал?

Очкарик глубоко вздохнул и вцепился зубами в сержантский сапог. Попытки стряхнуть неожиданную обузу успехом не увенчались.

– Да ну тебя нафиг, – махнул лапой Сибблс и на одной ноге попрыгал к броневику, волоча за собой инженера на сапоге. Выбранные двое уже сидели на свободном заднем сиденье.

Сибблс погрузился в броневик, а ногу с намертво вцепившимся инженером свесил за борт.

Только тут Петя заметил, что у броневика имеется водитель. Данный тип, чем-то похожий на Гедевара, до сего момента решительно ничем не привлекал внимания – с самого начала он не вылезал из-за руля и, как ни странно, даже не принимал участия в общей попойке. Причина этой аномалии так и осталась неустановленной. Во всяком случае, на лице самого водителя, сохранявшем исключительно мрачное выражение, на этот счёт решительно ничего написано не было.

– Ща сломаюсь, – икая, признался ему Сибблс. – Пока меня нет, будешь за главного. Все эти манатки, – он обвёл лапой поскиданные когортой забрызганные едким веществом шмотки, – развесь на просушку, а потом езжай за этим... за Сусаниным...

Сладко зевнув, Сибблс обратил внимание на торчавшего в полу рядового в одном сапоге.

– Ну чего, декорация? – спросил он, морщась. – И ещё брыкается, зар-р-раза... Фуу, ну и воняет! Гуталином, что ли, моется, урод?

– Очень ценное наблюдение, – заметил Петя.

– Фальшивомонетчик, молчи! – огрызнулся Сибблс. – Не твоего ума дело.

– А вы его, зубной пастой помажьте, чтоб не воняло, – хихикнул Петя. – Земляничной.

– А чё, – почти с уважением промямлил один из пассажиров заднего сиденья. – Фальшивомонетчик дело говорит!

Сибблс, максимально сдвинув глаза к переносице, издал тигриное рычание.

Тем временем мрачный водитель, собрав разбросанное бельё в охапку, неторопливо развешивал его на длинной антенне, торчавшей из задней части броневика.

– Видишь, Петя? – спросил Великий Танкист, показывая на его деятельность. – Никогда вот так с антенной не делай. Так ведь и без связи с базой можно остаться!

Водитель, завершив свою деятельность, сел за руль и кивнул.

– Гедевар, двигай дальше, – распорядился Великий Танкист, и танк возобновил движение.

– Эй! – снова подал голос главнокомандующий.

– Чего тебе ещё? – вежливо спросил Великий Танкист.

– Мне некомфортно! Ваш водитель в соседнем отсеке всё время чавкает и кидает об стену огрызки. Что за скотские условия содержания военнопленных! Возмутительно! Я требую немедленно улучшить условия содержания!

– Давай мы тебя непосредственно в его кабину переместим, – предложил Великий Танкист. – Чавкать, правда, будет громче, и запах... Но зато проблема стука отпадёт – будет кидать не об стену, а об тебя.

– Эй, пленные, – спросил кто-то. – А кто это там у вас?

– А это главнокомандующий, – небрежно ответил Петя. – Мы его в грузовом отсеке везём.

– Брехня, – решительно заявил Сибблс.

– А по телефону вроде тоже что-то про главнокомандующего вякнули... – вспомнил один из сидящих сзади.

– А я сказал – брехня! – отрезал Сибблс, доставая и открывая какой-то тюбик. – Не бывает такого, чтобы главнокомандующих в грузовом отсеке возили. А до телефонщика этого, подлюги, уууу, доберусь... Шоб знал, урод, как шутки против меня шутить...

До главнокомандующего наконец-то окончательно дошло, что никаких перспектив, в сущности, не наблюдается, поэтому он сделал единственное, что оставалось в подобной ситуации – изощрённо выругался, помянув всю свою армию в наиболее нелестных выражениях, и остаток пути промолчал.

– Товарищ каперанг, – спросил Петя, когда навстречу танку вышли наши солдаты. – А в чём же вторая половина военной хитрости?

– А вторая половина, Петя, – сказал Великий Танкист, кивая на наших солдат, – вот в этом.

Когорта вела себя на удивление тихо: нанизанные на трос басурмеки плелись вслед за броневиком, сильно петляя из стороны в сторону; пребывавшие в отключённом состоянии, как и следовало ожидать, мирно волочились по земле и не подавали особых признаков жизни; застрявший в полу воин с ровным скрежетом волочился макушкой по поверхности, а Сибблс, достав характерный тюбик, сосредоточенно мазал его нижнюю часть просроченной зубной пастой. Один из сидящих на заднем сиденье, уже совершенно не вязавший веников, взял три ножа, два пистолета, автомат и каску и свинтил из этого дела некую довольно странную конструкцию.

– Смотри, что я сделал, – сказал он соседу, пихая его локтем и показывая своё творчество.

Тот, пребывающий в не менее плачевном состоянии, придирчиво осмотрел образец конструкторского мастерства.

– Ну вот и что ты соорудил? – спросил он, показывая пальцем на предъявленный образец. – Полная ахеристика. Ты просто долбоскрёб.

– Я долбоскрёб? – обиделся создатель конструкции. – Сам ты долбоскрёб.

– Сам долбоскрёб, – сказал не менее обиженный критик, вяло тыкая конструктора.

– Сам долбоскрёб, – сказал конструктор, вяло тыкая критика.

В том же духе они продолжали и дальше.

– Кстати, Петя, что у нас там со временем? – спросил Великий Танкист.

– Три часа пятьдесят четыре минуты.

– Практически уложились, – отметил Великий Танкист. – Гедевар, стоп машина.

– Целую когорту поймали, – заметил кто-то из наших солдат. – Здорово... Куда их? В кутузку?

– Сначала принесите ключ, – сказал Великий Танкист. – Вот этого с пушки надо снять, и там внутри ещё один. Кстати, есть тут один товарищ, утверждает, что он – вражеский главнокомандующий. Поэтому, думаю, надо бы сперва показать генералу Дубовому, а уж он пусть окончательно решит.

В этот момент у Сибблса закончилась паста. Он оставил тюбик с застрявшим когортистом в покое и, повернувшись, некоторое время рассматривал наших солдат.

– Эй, Сусанин-герой, – нечленораздельно произнёс он, пытаясь грозить пальцем. – А ты нас, паршивец, надул! Ты не с той стороны нас вывел, ты, хрюк в каске!

– Молчи уж, – посоветовал Петя.

Великий Танкист осмотрел когорту, которая к этому времени была отнюдь не похожа на тех разудалых молодцов, которые четыре часа назад столь рьяно пытались перехватить танк.

– В общем, мужички, так поступим: разбейтесь по двое и каждой парой возьмите по одному полену. Водителя и тех трёх на танке нести не надо – дойдут сами. За имуществом пусть подгонют тягач... хотя, тут и тягать-то нечего... нет, не надо тягача – руками управимся. Гедевар пойдёт сзади и будет контролировать, чтобы не расшалились. Петя, понесёшь рапорт. Только не забудь переписать, с учётом пополнения состава пленных...

Гедевар вылез из кабины и, снисходительно ворча, взялся за открутку от танка Чичигана с Агарюком при помощи принесённого ключа. Те уже поняли, что рыпаться бесполезно, и потому, собственно, на шалости их не тянуло.

***

Генерал Дубовой – добросовестный военный и тот ещё бюрократ – прочитал рапорт, гласивший: "К данному рапорту прилагаются 18 захваченных в ходе боевого дежурства военнопленных, в том числе 16 рядовых, 1 сержант и 1 главарь банды, который при задержании назвался вражеским главнокомандующим и потребовал переговоров на высоком уровне".

Генерал отложил рапорт и посмотрел на доставленный ему груз – лежащую в штабеле когорту, мрачного водителя, безрадостных Чичигана с Агарюком и главнокомандующего, который тут же вышел вперёд.

– Безобразие! – заявил он. – В вашей армии совершенно неподобающим образом обращаются с пленным главнокомандующим. Ваши солдаты допускают множество вопиющих нарушений прав человека. А тут что такое, вы только посмотрите! Это же возмутительное несоблюдение самых элементарных норм выдвижения требований, ведения допросов и протоколов! Где уполномоченный представитель верховной ставки командования? Где стенографисты? Где пресса?

Генерал Дубовой терпеливо выслушал все предъявленные претензии.

– Совершенно не нужно торопиться, товарищ военнопленный, – сказал он. – Видите ли, по всем существующим нормам и положениям мы должны сначала убедиться, что вы – действительно вражеский главнокомандующий. Пока мы этого не сделаем, у нас даже чисто логически нет права проводить допросы и выдвижения требований, о которых вы говорите, потому что, во-первых, если вы не являетесь главнокомандующим, то не обладаете никакими полномочиями или достоверной информацией, которая была бы нам полезна, а во-вторых, если имело место во-первых, и об этом узнает пресса, то будет просто самый настоящий позор, что, понимаете сами, совершенно недопустимо с точки зрения международного имиджа. Уж извините, пока не получим подтверждение, нам придётся подержать вас в предварительном заключении, и не в апартаментах, сообразных вашему званию, а вместе с обычными военнопленными, то есть вот с этими. Условия у нас не то чтобы очень плохие, но вам может не понравиться, поэтому, согласно существующим правилам, заранее вас предупреждаю: камера в нашей кутузке – это сорок восемь мест (причём в связи с нехваткой площади возможно население выше положенного) плюс один унитаз; возможно, клопы. Очень надеюсь на ваше понимании ситуации. Потому что, повторюсь, здесь нет нашего злого умысла, а только непреодолимые обстоятельства. Если вы этого не поймёте и будете сидеть, затаив на нас личную обиду, то будет очень огорчительно.

Главнокомандующий взвесил все аргументы.

– В интересах свободы, демократии и национального самоопределения моего народа, я могу согласиться на некоторые временные неудобства, – прикинул он. – А как долго ждать подтверждения?

– Очень долго, – с явным сожалением признался генерал. – Наша разведка, конечно же, об этом узнает очень быстро, но это будет строго секретная информация, и использовать её для обоснования публичных вещей строго запрещено. К тому же, официально действительным считается только подтверждение, полученное по дипломатическим каналам. А учитывая то, что ваша дипломатия упорно не желает общаться с нашей и предпочитает кидать пальцы и бомбы на наши мирные города... – Генерал немного подумал. – Вот когда мы разберёмся с вашими союзниками, прорвём фронт, поставим знамёна над первыми рейхстагами... Тогда, не исключено – но не гарантирую! – начнутся какие-то ограниченные переговоры, начнут утрясаться первые моменты... Но перед тем, как станет возможно окончательное прояснение, придётся повоевать ещё немного, закрыть ещё пару фронтов, войти в вашу столицу, и тогда... Ну, в общем, где-то к концу войны и управимся.

– Ч-ч-чего-о-о?! К концу войны?!! Я протестую! Я подам петицию в Саксбургский суд по правам человека! Я против вас такие санкции подниму, что...

– Да, кстати! Хорошо, что напомнили, а то бы забыл сказать, – вдруг вспомнил генерал. – Никакой переписки и корреспонденции. В целях государственной безопасности, разумеется... Я, конечно, не думаю, что вы между строчек будете лимонным соком, как в этих шпионских фильмах – но, сами понимаете, положения да протоколы... – Он развёл руками. – Надо придерживаться.

Скучнолицые юноши в полном боевом снаряжении начали расставлять басурмеков из штабеля в вертикальное положение, выстраивать их в один ряд с остальными пленными и, в общем, подготавливать к упаковке.

– Несправедливо, конечно, – огорчённо и задумчиво продолжал генерал, не обращая внимания на изрыгаемые главнокомандующим потоки проклятий махровой бюрократии и угроз страшными международными последствиями. – Вот и экипажу, вроде бы, медаль полагается, ан нет – пока не подтвердится, никакой медали не будет. Несправедливо... Но правила таковы... Но, конечно, несправедливо. Но правила придумывали не мы, и поделать ничего не можем...

– Не имеете права так со мной обращаться! – в последний раз донёсся визг главнокомандующего, которого вместе с остальными провожали в не столь отдалённое место. – Слышите?! Не имеете права!!!

А потом скучнолицый юноша, замыкавший шествие, закрыл за собой дверь с надписью: "В кутузку", и стало тихо.