Конец Света длился уже двенадцать часов.

Драконофил лежал на спине и улыбался, глядя на мрачно бегущие в апокалиптической вышине облака. Свершилось! Да, на этот раз – точно не сон. Наконец-то оно свершилось!

О, сколько он грезил об этом дне, сколько раз представлял его себе во всех мельчайших деталях... Сколько насмешек и пинков он получал за это от трусливых и недалёких хумансов, которым никогда не было дано его понять... И вот – наконец-то произошло то, что и должно было произойти. Он выиграл. Маловеры, скептики и злопыхатели, так долго вытиравшие ноги об его мечты и пророчества, проиграли.

Этот до корней гнилой и неправильный мир, небо которого никогда не знало мудрых и прекрасных драконов, делает последние предсмертные судороги. Правда, и он умрёт вместе с ним, но разве стоит размениваться на такие мелочи, когда торжествует Вселенская Справедливость?

В конце концов, что ждало бы его, если б мечтам так и не суждено было бы сбыться? Серая и никчёмная жизнь в чуждой, ненавистной и непотребной юдоли, заполненной чуждыми, непотребными и ненавистными существами, исполненными ненавистных, непотребных и чуждых страстей и устремлений. Ежедневная пытка созерцанием того, как торжествуют материи, не долженствующие торжествовать, как совершенно абсурдные и непотребные вещи имеют статус законов мироздания, и как всё это безобразие ухитряется не только не разваливаться, но даже и иметь какое-то будущее. Непрерывно-мучительное осознание того, что ты ни фига не можешь изменить в этом долбаном мире. Гнойное и невыносимое существование в этом глупом и бессмысленном теле, по непонятному закидоном природы ставшем его тюрьмой, а в итоге – всё та же смерть, причём отягощённая пониманием того, что мир существовал задолго до тебя, будет исправно существовать после этого и не менее исправно существовал бы, даже если б тебя в нём не было...

А так... Так он хотя бы умрёт, насладившись паникой человеческой биомассы...

Грязные, отстойные людишки, возомнившие себя пупом вселенной! Вы так долго считали свою так называемую "цивилизацию" несокрушимой, так злобно травили и высмеивали тех, кто предрекал ужасную кончину вашему миру и запоздалый болезненный крах вашей гордыни – так получите же то, чего заслуживаете!

Взгляд Драконофила остановился на позолоченной статуе огромного дракона, стоящей на возвышении в центре улицы, и возлежащую около неё гору книг. Его лицо вновь озарилось улыбкой.

Великий Локхард был тем, кто бросил вызов убогой человеческой цивилизации. Именно он впервые ткнул – и непрерывно тыкал весь остаток своей сознательной жизни – этих мерзких псевдоразумным тварей носом в тот факт, что все их достижения и представления о мире суть полное гуано пред действительно Могущественным и Величественным. Драконы! Вот кто мудрее и совершеннее всех во Вселенной! Вот перед чьим совершенством меркнет всё остальное, включая даже сотворение мира! (Особенно сотворение мира. Очевидно, что его доверяли не дракону – ибо разве смог бы дракон сотворить такую уродливую химеру?)

Естественно, его не понимали. Биомасса всегда была ниже возвышенного и непреходящего... Не мечите бисер перед свиньями – о, как умна была бы эта фраза, если б не изошла из уст презренного человеческого божка, придуманный самовлюблёнными глупцами для глупых самовлюбленцев! Наверное, именно в силу последней причины великий Локхард, несмотря ни на что, продолжал своё благородное дело. А книжники и фарисеи хумансоидной цивилизации осыпали его насмешками, пинками и цветами в горшках, не жалели усилий, чтобы втоптать в грязь его идеалы и показать, насколько они примитивны и несостоятельны пред лицом Достижений Человеческой Расы...

И вот теперь справедливость торжествует. То, чем гордились и зазнавались убогие, лежит в руинах; ничтожность и никчёмность всего этого материального и псевдокультурного барахла теперь очевидна, наверное, даже слепому. Жалкий остаток жизни им предстоит провести в животном ужасе от неизбежного и в болезненной ломке утраченных иллюзий своей власти над природой и энергиями. И – о небо! – до чего же величественно на этом фоне будет смотреться наследие великого Локхарда (а эта статуя с книгами, несомненно, представляла собой именно оное наследие), неизвестно кем весьма кстати собранное в столь удачном месте!

Конечно, стихия не пощадит и эти шедевры ума и воли (единственные подлинные шедевры, которые каким-то чудом смогли родиться на планете Земля) – но человеческая цивилизация уже мертва, а досюда апокалиптическое неистовство доберётся лишь в самую последнюю очередь. Те, кто сумеет прожить дольше всех, несомненно, проведут свои последние минуты рядом с творениями мастера.

Несчастным, обессиленным часами паники и предсмертного исступления, ничего не останется, кроме как последним усилием гаснущей жизни обратить взгляд на наследие великого Локхарда, с молчаливой злорадной усмешкой взирающее на суету догнивающего свои последние секунды человечества. И в этот самый миг они, может быть, познают (ну конечно же, познают!) всю экзистенциальную глубину той простой истины, которую безуспешно пытался донести до них Златокрылый Драко. Они поймут, что мир – не за такими злобными, порочными и никудышными существами, как хумансы. Нет. Мир – за Драконами!

Драконофил размашистым, по-змеиному быстрым движением языка облизал сухие губы. Только бы дожить до этого момента... Только бы увидеть те распахнутые от ужаса глаза последнего хуманса, в которых начинает светиться постижение Истины... Только бы успеть спросить его: "Ну что, подонок, теперь-то ты ПОНЯЛ?!!.."

Конечно, вид обезумевшего человеческого стада – сам по себе достойная награда за его страдания. Но если получится ещё и ЭТО... О небо! Он умрёт счастливейшим из смертных, когда-либо живших на этой грёбаной планете...

А вот, кстати, и топот стада. Что-то вопят...

У Драконофила не было сил, чтобы его хохот был достоин могущественнейшего из Тёмных Властелинов – хватило только на невыразительный звук, напоминающий покашливание. Ну и фиг с ним. При таком представлении что просто грех жаловаться на мелкие незначительные неудобства! Пусть его. Насладимся и так.

Развернув лицо в сторону толпы, драконофил навострил уши, пытаясь различить содержание стенаний, истерик и панических воплей толпы. Самое время начать получать удовольствие...

Эй, какого рэйдэна эти хумансы в таких дурацких шапках и феньках? Им же положено быть в том, в чём их застало начало Конца! Им же положено весь остаток жизни носить на себе эти лохмотья цивилизации, до самого последнего надеясь на то, что случится чудо, и лохмотья эти когда-нибудь ещё пригодятся?

Эй! Фигли они дудят в дурацкие дудки и так весело приплясывают? Фигли они смеются?!!

***

Ввиду скоропостижно наступающего Конца Света мир был охвачен невиданным сабантуем. Поскольку двигать экономику и инако заботиться о будущем, за неимением какого-либо будущего, больше не было смысла, человечество забросило все повседневные конфликты-заботы-обязанности и решительно взялось за проведение последних часов жизни так, чтобы, как говорится, не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. В кои-то веки можно было, не заботясь об экономии ресурсов и завтрашнем дне, забыть обо всём и потратиться на развлечения по самой что ни на есть полной программе. Согласитесь, было бы глупо не воспользоваться столь уникальной возможностью.

– Помирать – так с музыкой! – размахивая флажком, радостно провозгласил идущий впереди толпы бугай в шапке с большими ушами, пёстром шарфе и деловом костюме, разукрашенным несообразными разноцветными надписями. – Эх-ма!

Наличие надписей было обусловлено стараниями нескольких лиц подросткового возраста, с экстатическими воплями скакавших вокруг с баллончиками красительных спреев и разрисовывавших, ко всеобщему удовольствтию, всё, что поддавалось разрисовыванию.

Усатый мужик неподалёку волок баллон с газом и забесплатно надувал шарики всем желающим. Желающих находилось много – магазин резиновых изделий был ограблен только пять минут назад, и материала было с избытком. Другой мужик, имевший более военизированный вид, целился по небу из автомата и периодически отстреливал свеженадутые шарики. Поскольку газ был не какой-нибудь, а ацетилен, кончина отстреливаемых шариков имела весьма впечатляющее оформление, что сильно прикалывало публику.

– И хто б мог подумать, что все люди – братья! – размахивая пустой бутылкой, орал подвыпивший некто, шествуя в обнимку с наиболее злостным из городских бомжей. – А всего-то ведь навсего для этого надо было – какой-то там вшивый конец света!

Опознать в нём солидного и сурьёзного дядечку, который вчера был мэром данного города, было весьма затруднительно: за прошедшее время он успел, раздевшись до пояса, наделать себе пирсинга, покрыть свои телеса уймой татуировок и нацепить женский лифчик нулевого размера (была у мэра в глубине подсознания такая давняя, неосознанная мечта, вытесняемая на задворки разума рутиной повседневной жизни).

Двое весьма колоритных персонажей – налысо бритый гражданин в армейских ботинках и толстый некто с крючковатым носом – находили удовольствие в том, что первый обстреливал второго присосками из игрушеченого арбалета, а второй кидался в первого пригрошнями золотых монеток.

– Я, как понял, что писец, побежал было вас мочить – шоб успели, сцуки, ответить за добро, украденное у голодных русских людей, и вернуть его народу, – говорил бритый, жизнерадостно хохоча, – а потом понял, что так и так все подохнут, и решил не напрягаться. Не пойдёт вам впрок неправедно нажитое золото, гы-ы-ы...

– А ви таки знаете, что? – не менее жизнерадостно посмеиваясь, вторил ему толстый, швыряясь всё новыми монетками. – Мне это золото теперь нафик не нужно. Берите хоть всё! Хи-и-и...

Сопровождаемое некоторой кучкой любопытствующих, с правого фланга процессии шествовало лицо чукотской наружности, нёсшее на плече косматого насупленного сова. Банка с дешёвым американским пивом, не менее дешёвая американская сигарета, свисавшая изо рта у данного фигуранта, а также свободная рука, пыльцы которой располагались веером и не гнулись, придавали его имиджу некое подобие солидности – но этими двумя предметами вещи, придававшие ему солидность, и исчерпывались. Свободная Из оттопыренного заднего кармана лица чукотской наружности выглядывал учебник физики за 7 класс, а к уху была привязана банка с надписью: "Горох", из которой его наплечный сов интенсивно питался.

– Усех давить! – вещало лицо чукотской наружности, размахивая пивом и икая. – Усех давить!

– Господин барон, а слабо вам ракету построить? – докапывалось до него окружение.

– Ракету? Как нефих делать! – заявило лицо чукотской наружности, доставая зажигалку. – Поглянь, сов горох уже не ест?

Изрядно растолстевший сов, действительно, гороха больше не ел.

– Тада подержи его вот так. Да не так! Аккуррратней... Внизу должно свободное место остацца. Вот... Крепче деррржите! Во-от... А ты пыво подержи... Оттак, атлична... Гы... Учтите, за такое бабки обычно беруцца, а я вам на халяву показываю. И пусть хоть хто-нибудь ко мну за это респекту не проявит!

Аккуратно поднеся работающую зажигалку под хвост сову, лицо чукотской наружности замерло с сосредоточенно-выжидательным видом.

Заинтригованная публика сдержанно ждала вместе с ним около двух минут, и их терпение было вознаграждено – вскоре послышался характерный звук, лавинообразно перерастающей в рёв от струи пламени, неистово бьющей в землю.

– Отпускаййй! – махнув пальцевеером свободной руки, скомандовало лицо чукотской наружности, и сов под бурные овации присутствующих эффектно вышел в стратосферу.

Другие участники процессов развлекались не менее весёлыми развлечениями. Некоторые, впрочем, были веселы сами по себе – например, шедший рядом с предводителем толпы необыкновенно худой товарищ в цветастом колпаке и с накладным красным носом. Товарищ пошатывался, и от него преизрядно несло свежевыкуренным косяком, однако он ухитрялся при всём при этом не терять целостного восприятия действительности и даже вёл с предводителем вполне осмысленный разговор.

– А зачеем мы сюдаа идёём?

– За топливом! – разъяснил предводитель. – Электростанция накрылась, а у нас на повестке дня финальный чемпионат. Как компы без электричества работать будут? Вот именно. А теплогенераторы чем топить?

Обкуренный товарищ с накладным носом с трудом устремил взгляд вперёд и зафиксировал им статую дракона, у подножия которой была навалена куча книжек.

– А тыы раазве не говориил, что книигами топиить не буудем? – спросил он с тревогой в голосе.

– Книгами и не будем. Хоть и Конец Света, но жечь книги в наш просвещённый век... – Предводитель с кривизной в лице неодобрительно потряс головой. – Как-то недостойно человека разумного.

– А ээто чтоо тогдаа?

– Это, братец, никакие не книги. Наследие драконофилов.

– А-а-а... – с пониманием протянул обкуренный и больше ничего не спрашивал.

– А статую что, тоже поволокём? – с сомнением спросил кто-то.

– И её тоже, – подтвердил предводитель. – Тут всё подсчитано с точностью до калории. Должно хватить на всё про всё с 10% запасом.

– А золото разве годится в топливо?

– Гы... Да какое это золото... – отозвалось с правого фланга лицо чукотской наружности с банкой на ухе, столь лихо запустившее сова в реактивный полёт. – Эт крашеная пластмасса. Сам проверил в прошлом году – мну ишшо за это анафему от лица усех драконофф объявляли. Только при горении оно дыму даёт много, и отравицца при этом как нефих делать. Гы... Потому, кста, из пластмассы ракетное топливо и не делают. Это щас мона, потому что теперь нам усё пофиххх.

В этот момент они неожиданно наткнулись на лежащего человека. Внешность его была настолько многострадальной, что все прибаутки и веселье как-то попритихли, а движение процессии приостановилось.

– Вот те и раз, – сказал кто-то.

Процессанты встали возле страдальца широким полукругом, и взгляды из были самые что ни на есть сочувственные.

– У-у-у... Ничего себе чувака приложило...

– Как он ещё живой после этого, непонятно...

– Слушайте, мужики, а ведь нехорошо получается. Мы там пьём-гуляем, значит, веселимся, а он тут, значит, лежит поувеченный, и последний кайф жизни проходит вдали от него... Это несправедливо. Как вы считаете?

Решение практически не обсуждалось и было единогласным. Было постановлено инвалида взять и принести на самое последнее и самое грандиозное мероприятие последнего фестиваля планеты, а именно – на чемпионат по компьютерной игре "Герои ружжа и бензопилы 3", для проведения коего была единогласно выбрана карта "Отстрел драконов". (Как известно, это была наиболее мясная карта из когда-либо существовавших для означенной игры).

Инвалид, похоже, был не сильно рад такой перспективе. Издав продолжительный меланхоличный кашель, он хриплым заплетающимся голосом спросил:

– Куда... Куда вы меня несёте?..

Несущие вкратце обрисовали ситуацию, особо заострив внимание на том, как сильно повезло этому страждущему: практически все мероприятия, до которых только можно было дотянуться, уже прошли, но ему "достался билет" на окончание празденства, поэтому он, так сказать, не проведёт оставшиеся часы жизни так пусто и бездарно, как мог бы. Празденство было спланировано так, чтобы завершение чемпионата по времени как раз должно было совпасть с окончательным опусканием медного таза, коим накрывалась планета.

Правда, принять непосредственное участие в чемпионате ему, увы, не светит – мандаты участников уже распределены по результатам строжайшего конкурса, да и потом, всё равно без обеих ног и с двумя переломанными руками даже думать нечего о каком-либо активном участии в финальном Отстреле Драконов – но и простому наблюдателю предоставится немало возможностей для получения полноценного кайфа.

– А ишшо фейерверк будет, – сообщило лицо чукотской наружности, скрупулёзно вытряхивая из банки дешёвого американского пива последние капли и огорчённо вздыхая. – Сова слишком рано в расход пустили... Не, совсем не комильфо... Будем надеяцца, зоомагазин пока не подох – тада по дороге нового прихватим.

Страдалец отчего-то не спешил проникаться счастьем от грядущего кайфа. Пока что он вёл себя даже совсем диаметрально противоположным образом, а именно – всячески рыпался, пытался вырваться и выдавливал из своей ослабевшей глотки нечто по большей части неразборчивое, а если в его бормотании и удавалось что-то разобрать, то это непременно были какие-нибудь матосодержащие выражения, смысловая нагрузка которых, несмотря на богатство и замысловатость лингвистических конструкций, была на удивление однообразна.

– Пустите... Пустите меня... Мне ненавистны ваши человеческие забавы...

– Чтоо он говориит? – спросил обкуренный товарищ в накладном носе.

– Говорит, что ему чужды человеческие развлечения, – разъяснили ему обладатели более качественного слуха.

– Это всегда так, – махнул рукой предводитель. – Мы в своё время тоже не сразу прониклись. Но все люди рано или поздно проникаются. Кто раньше, кто позже.

– Гы... А что им ишшо делать остаёцца? – вставило комментарий лицо чукотской наружности.

– Я не... Я не человек... – прохрипел инвалид.

– Что-чтоо? – снова переспросил обкуренный товарищ.

– Продолжает возражать, – с сожалением констатировали обладатели качественного слуха.

– Ну уж нет, братец. Шалишь! – заявил предводитель недогадливому инвалиду. – Все люди друг другу братья или не братья? Так что тебе, братец, от нас не отделаться.

Процессия продолжала транспортировать страдальца, не обращая внимания на его непрерывные стенания. К слову сказать, время от времени стенания всё-таки прекращались, на пару мгновений уступая место тупой благоговейной улыбке – это случалось в те моменты, когда взгляд инвалида падал на статую дракона, которую сзади перли несколько качков, или на какую-либо из пачек книжек Локхарда, которые, разделив по справедливости и грухоподъёмности, несли лица похилее.

Это обстоятельство не прошло мимо внимания наблюдательной общественности, и вскоре поступило предложение накрыть лицо упорного в своих заблуждениях увечного одной из книжек. Мероприятие возымело должный эффект, и страдальческие вопли перестали портить общественности настроение.

– Слава те господи, – с облегчением вздохнул мэр в лифчике. – А то он мне чуть весь кайф не попортил.

– Гы... Да разве это кайф? – опять встряло лицо чукотской наружности. – Вон, учёные закачивают на компы всякую инфу – достижения цивилизации, история, наука и всё такое... Потом на ракеты это погрузят, ишшо чего-нть из материальной культуры прибавят, по зверей загрузят до кучи... лудей несколько для контролю... И потом усё это дело в дальний космос запустят – типа вот, была такая цивилизация, если хто найдёт. Мож, даже и долетит что-нть докуда-нть. Это я понимаю, кайфовая поинтовка. Это респект!

– Неправду говорить изволите, – возразили ему. – Такие дела за сутки не делаются.

– Эт да, – согласилось лицо чукотской наружности, с умным видом поднимая палец. – Гы... А хто сказал, что они тока щас спохватились? У кого была вся информация, те начали ещё задолго до того чесацца. Ракет сто, думаю, построить успели. Байконур, Плесецк, Канаверал... Усе космодромы, где пускать будут, навскидку не вспомню, но цифра именно такая... Эх, жалко, добраться туда не на чем... Самолёты уже не летают, а на начке времени не хватит.

– А вся инфа по человечеству на сто ракет всё равно не влезет, – продолжали аргументированно возражать лицу чукотской наружности. – Даже если на стадвадцатигектарные винты закачать – это колонна грузовиков дофигища длиной.

– Гы... А хто сказал, что все? Тока самое избранное. Праздники наши, например, через веб-камеры снимаются. Гы... Библия-то, думаю, там точно будет...

– А прикольно, если туда локхардовские книжки полетят, – предположил кто-то из группы, волокущей пластмассовую драконоидальную статую.

– Не... Локхарда сто пудов не будет. Потому что это аццтой.

Со стороны инвалида послышался особо громкий и особо горестный возглас – к счастью, к сожалению или ещё к чему-либо – но, так или иначе, заметно приглушённый книгой Локхарда, покрывавшей портрет страждущего.

***

Драконофил был глубоко несчастен. Он видел, что человечество отнюдь не собирается услаждать его взор паникой, страданиями и горестными воплями – совсем наоборот, стояло веселье и оттяг, каких раньше не видывала планета. Он видел, что люди не спешат запоздало признавать свою гнусность и паразитическую сущность и преклоняться перед совершенством Драконов – совсем наоборот, отмороженные хумансы свои последние часы решили провести под флагом убийства Крылатых...

–...И всё равно луди круче драконоффф! – перекрикивая громкоговоритель с улицы, разорялось откуда-то с заднего плана лицо чукотской наружности, пытаясь запустить в стратосферу нового сова (зоомагазин к момнту прохождения процессии в обратную сторону всё-таки уцелел). – Если б они вместо нас были, то ныли б сейчас об том, как с ними, благородными, не по правилам поступают, и диктаторофф бы на помошш звали. А у нас, лудей, усё круто. В то время, как наши ракеты бороздят космическое пространство...

Лишнее напоминание о том, что в космос улетело то, что поганые людишки сочли наиболее достойным, а действительно достойное сгорает в топках теплогенераторов, давая жизнь последним драконоубийственным развлечениям обречённой биомассы, спровоцировало очередной горестный возглас увечного.

А самое гнусное заключалось в том, что он лежал буквально в нескольких метрах от этого кошмара, видел, слышал и вдыхал его во всех подробностях – но не мог ничего, рэйдэн побери, совсем ничего сделать, чтобы прекратить это безобразие. Он не мог вскочить (за отсутствием ног), подбежать к компьютерам и разнести кулаками (за полной переломанностью рук) экраны с ненавистной игрой, расквасить омерзительные рожи игроков, получающих слюнявое удовольствия от страданий и смерти виртуальных Драконов, выцарапать глаза негодяям, смеющим топить ненасытные генераторы Вечным и Непреходящим... Он даже не мог крикнуть: "ХВАТИТ!!! ПРЕКРАТИТЕ ЭТО!!! ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ, ПОДОНКИ?!!!" – потому что состояние здоровья физически не позволяло ему высказываться громче, чем шёпотом.

Но если он думал, что западло на этом заканчивается, то жестоко ошибался. Остановившись взглядом на особо активном зрителе, болевшем за одну из команд невдалеке от него, Драконофил вдруг с ужасом признал в нём знакомого по недавним локхардовским чтениям – наиболее ретивого и последовательного апологета Драконьей расы и хулителя расы человеческой. В то время знакомый носил красную майку с изображением грифона... Собственно, он и сейчас её носил – именно по майке его удалось правильно идентифицировать. Больше ничем на себя полугодичной давности он похож не был. О небо, неужели в столь короткий срок может так усилиться скотовидность достойного существа? Неужели этот обладатель столь толстого пуза всего лишь шесть месяцев назад был еле волочащим ноги от недоедания дистрофиком? Да и шесть дней назад, пожалуй, тоже... Судя по скорости и жадности, с которой грифономаечный знакомый поглощал продукты из стоящего поблизости тазика, пузо было наедено в течение последних шести часов.

И уж от него меньше всего следовало ожидать воплей: "Мочи! Мочи рептилоидного урода! Выпускай ему кишки! Вперёд, человечество! Урааа!!!" Тем не менее, исходили именно такие вопли, и именно от него.

– Ты... ты... ты что!!?.. – из последних сил выдавил потрясённый Драконофил.

Грифономаечный знакомый оглянулся на страдальца помутневшими от горячительных зелий глазками. Секунд через тридцать оные глазки сфокусировались, а ещё через некоторое время в них промелькнуло узнавание.

– А, это ты... Здоров. Портвейну хочешь?

Драконофил с омерзением поворотил морду лица.

– Ну, как хочешь. – Грифономаечный знакомый сам приложился к отвергнутой бутылке и шумно опорожнил её со скоростью, достойной восхищения.

– Почему?.. – проскрипел Драконофил, злобно ворочаясь из стороны в сторону. – Почему?..

Грифономаечному знакомому потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в суть вопроса, и к его чести надлежит заметить, что с этой задачей он успешно справился.

– Да пофиг мне были все эти драконы, если честно, – махнув рукой, заявил он с прямодушностью, свойственной разве что подвыпимшему (ну, может быть, ещё и осознающему скорость, неизбежность и непредотвратимость своей кончины). – Просто я был зол на людей и лез везде, где была хоть какая-нибудь возможность им насолить. Сам посуди: вокруг столько благ и удовольствий, а у меня из них только радио "Свобода". За всё деньги хотят, чёрррт побери... А их никогда ни хрена не хватает...

– А когда всё стало бесплатно, ты нажрался от пуза и предался хумансовскому разврату, – закончил за него Драконофил, морщась от омерзения.

– Да, нажрался! – гордо ответил грифономаечный знакомый. – И ещё буду! Имею право!

Приоткрыв рот, он издал трудновоспроизводимый звук, каковой обычно возвещает миру о необыкновенной сытости издающего его индивидуума.

– Как ты мог?..

– Ты не можешь меня судить! – погрозил пальцем грифономаечный знакомый. – Я так долго терпел нужду и лишения, и теперь вполне заслуженно пользуюсь тем, что мне дают. Не знаю, как ты, а я счастлив. Люди признали – пусть для этого и потребовался конец света, но они всё-таки ПРИЗНАЛИ, что я имею право на достойное меня существование!

Встав в позу вождя, он торжественно провозгласил, простирая вдаль руку с пустой бутылкой:

– Сим, отныне и присно, забираю все свои ругательства в адрес человечества обратно, отпускаю им все их грехи. Я был неправ. Аминь!

– Как ты мог?!..

Со стороны, где запускали сова, послышался мелодичный звук, характерный для стучания железным ломом по не менее железной рельсе. Грифономаечный знакомый с готовностью вытянул шею в этом направлении.

– Шоколадки раздают! – восторженно констатировал он, оглянувшись на Драконофила блестящими от возбуждения глазами. – Пудами!!! Айда?

Драконофил хрипел всё громче, исходя слюной пополам с каким-то неаппетитного вида ферментом. По его лицу можно было предположить, что, случись экс-знакомому по локхардовским чтениям стоять поближе, страдалец непременно постарался бы дотянуться зубами до его пятки.

– Как ты мог?!!..

– Так ты не идёшь? – Грифономаечный знакомый с пару секунд нетерпеливо ёрзал, ожидая ответа, но тут его взгляд упал на увечные кондиции Драконофила, и перепачканная балыком и красной икрой физиономия несколько омрачилась. – Извини, не подумал... Тогда извини ещё раз. Нет ножек – нет шоколадки!

Плотоядно щёлкнув каблуками, он ринулся в соседнее помещение, горя желанием успеть пораньше ухватить свою долю. Драконофил остался наедине с повизгивающими в экстазе игроками, истреблявшими очередного крылатого змия.

– ...Возможно, вам небезынтересно будет узнать, дорогие братья и сёстры, – продолжал какую-то фразу громкоговоритель с улицы, ставший различимым на фоне относительного затишья, – что топливо из наследия Локхарда только что подошло к концу, и последующие шесть часов теплогенераторы будут работать на бензине. Скорее всего, большинству из вас эта фамилия незнакома, поэтому проведу краткий ликбез: Локхард – это фамилия многообещающего писателя, который писал плохими словами о плохих людях и хорошими словами о хороших драконах. В частности, он был одним из немногих, кто решительно осудил появление той самой карты "Отстрел драконов", на которой сейчас играют свою последнюю игру наши дорогие чемпионы – но количества и этажности матных слов, произнесённых им одним, хватило на то, чтобы с избытком перекрыть численный недостаток его сторонников. В свете того, что я только произнёс, хотелось бы задать риторический вопрос присутствующим: не находите ли, братья и сёстры, что ситуация, которую мы имеем в настоящий момент, в высшей степени символична?

***

...Публика гуляла и праздновала именно так, как положено гулять и праздновать в последние часы перед окончательным Концом Света. Все были увлечены и веселы...

Несчастным и потерянным на этом празднике жизни чувствовал себя лишь один.

Никто не услышал еле различимый стон, вырывающийся из слабеющей груди Драконофила. Стон, который на самом деле был Последним Воплем Смертельно Раненого В Душу. Крик, исполненный экзистенциального ужаса перед пределом осуществимости своих желаний, знаменующий окончательное и бесповоротное крушение Голубой Мечты...